— Надеюсь, вы не сочтёте за оскорбление мой интерес к столь уникальной вещице, и мы сможем обойтись без кровопролития, — сглатывая от страха, возвращаю на место веер и отступаю на шаг назад, прижимаясь спиной к трюмо. Я настолько увлеклась глупостями, что не заметила, как в спальне погас свет, и остались гореть лишь свечи в двух канделябрах, расположенных по бокам от овального зеркала, у которого я играла в фантазию про такую ересь. Темнота и мрак, сгустившиеся вокруг меня, ещё больше пугают, как и голос, послышавшийся мне, и которого, вообще, не должно быть здесь. И он не звонкий, мягкий или же приятный. Нет, он низкий, даже рычащий и пробирающий своим звучанием до костей.
— Простите… я…
— Извинения. Не надо, прошу вас, Ваша Милость, не уподобляйтесь безродным псам, окружающим нас. Вам не к лицу страх и лицемерие, — снова слышится тот же голос, и он словно приближается. Вглядываюсь в темноту, из которой раздаются медленные шаги. Свет свечей меня слепит, не сильно, конечно, но вполне достаточно, чтобы видеть перед собой лишь тёмное пятно от чьей-то тени. И она всего за секунду оказывается так близко, что дыхание сбивается, и я чувствую участившуюся пульсацию в висках. Господи, да меня трясёт всю, ведь своего собеседника я до сих пор не вижу, только мрачную тень в углу.
Кажется, что тьма распространяется дальше, к моим ногам и выше, покрывая миллиметр за миллиметром мою кожу.
— Но, а что делать, если я, действительно, испытываю чувство страха и осознаю свою вину за нарушение правил? Что мне тогда делать? Как правильно вести себя в этой ситуации? — Мне стыдно за то, как жалко проскулила я эти вопросы. Стыдно, что не могу поднять подбородок и продолжать играть роль, потому что реальная жизнь другая, и в ней я не девушка, умеющая играть с веером и отшивать кавалеров, а обычная среднестатистическая дурочка, решившая, что мечты стоят того, чтобы рискнуть ради них.
— Быть собой, это лучшее, что можно сделать. Играть роли нужно уметь, порой увлечение этим приводит к плачевным результатам, — луч света падает на тёмную фигуру. Высокую и немного худощавую. Терло взбитый парень, у него есть мускулы и небольшой животик. А человек, приближающийся ко мне, другой. Грациозный.
— Арин, — протягиваю руку, неожиданно даже для себя решаясь делать то, что подсказывает мне сердце. А оно говорит не бояться. Это лишь новый знакомый, и не более. Он не причинит мне вреда.
— Что же тебя заставило нарушить правила, Эйрин?
— Арин, моё имя Арин, — стараясь улыбнуться, поправляю его и только хочу продолжить, как парень выходит на свет, останавливаясь так близко от меня, что я легко могу рассмотреть каждую чёрточку его лица и цвет глаз. Между нами не больше полуметра, а то и меньше.
— Эйрин мне нравится больше, тем более это одно и то же. Так что, Эйрин, теперь твоя очередь отвечать на вопрос: что вынудило тебя сделать шаг назад?
Я вижу, что его губы движутся. Слышу этот голос, принадлежащий парню на вид не более двадцати пяти лет, а голос-то взрослее, чем он. И я не могу вымолвить ни слова. Смотрю на него во все глаза. Господи, он очень красив. Нет, он, возможно, некрасив для многих, но именно я вижу удивительную красоту. Он экзотичен для ирландцев.
Жёлтые, напоминающие ястребиные глаза, с ярким чёрным ободком, словно удерживающим огонь сердца этого человека, не мигая, смотрят прямо в мои. Тёмные вьющиеся волосы намного длиннее, чем это сейчас модно и принято, и заколоты сзади, но несколько непослушных прядей выскочили из причёски и обрамляют загорелое и невероятно прекрасное лицо, если так можно выразиться о поистине потрясающих пропорциях мужской внешности. Для меня подобное ощущение схоже минутным поражением молнии или ударом по голове чем-то тяжёлым. Я зависаю, даже приоткрываю, как идиотка рот, ведь ирландцы обычно или рыжие, или блондины, или имеют каштановые волосы с медным отливом. Они белокожие, и веснушки у них — это частое явление. Ничего необычного в нашей внешности нет, и я, в который раз, узнаю для себя и встречаю такие изумительные вещи, как другая яркая национальность и знакомство.
— Красиво… очень красиво, — выдыхаю я, понимая, что выставляю себя абсолютной глупой дурочкой перед этим человеком, а мне бы хотелось блеснуть какой-то очень умной фразой, чтобы, наверное, и он запомнил меня. Скорее всего, он запомнит меня, как законченную недоразвитую идиотку.