— Мы их на костре сжигаем, — от его ответа всё мрачнеет, возвращая меня в ту комнату, которую я еле пережила.
— Это не смешно, к твоему сведению. Людей сжигали просто так, чтобы доказать всем свою власть и силу, а на самом деле это были трусость и отвратительная слабость, — фыркаю я.
— То есть, по твоему мнению, ведьм не должны были казнить?
— Ведьм не существовало. Я не отрицаю наличие способностей лечить людей и вредить им, но лишь зная свойства трав и умея их правильно заварить. И если бы этих женщин слушали, а не травили бы, не гонялись бы за ними, то и они никогда бы не мстили тем, кто убивал их родных. Они не обратили бы свои знания против людей, а помогали бы им. Зло порождается злом. Доброта добром. И не надо меня уверять, что сжигание на костре, в большинстве случаев, невинных девушек и женщин, девочек и стариков — верный выбор решения проблем и борьбы с собственными страхами. Это низко и подло, ведь всегда существовал страх церковных служителей, оттого что люди не будут верить их ереси и подчиняться им, как и платить налоги, позволяющие этим божественным наставникам продолжать свою богемную жизнь, травя своих подданных. Это отвратительно, — замолкаю, понимая, что немного разошлась. Я обожаю дебаты и прекрасно знаю историю своей страны, как и Шотландии, Англии и других государств. Я увлекаюсь ужастиками и легендами, и долгое время изучала случаи казней на костре. И сейчас, видя в глазах моего собеседника удивление и даже восхищение, гордо улыбаюсь тому, что не показала себя дурой, а просто немного летающей в облаках дурочкой, но зато умной.
— Хм, то есть ты считаешь, что убийство можно оправдать?
— Нет, никто не имеет права забрать у кого-то жизнь, даже тот, кто породил зло. Но убийцы — это потерянные и очень одинокие души. Им просто необходимо больше внимания, чем другим. Совершая убийства и насилие, они хотят, чтобы о них узнали, говорили и никогда не забывали. А кто-то убийством прикрывает свои слабости, лень и корысть. Я не оправдываю их, но ведь именно душа будет расплачиваться за преступление, совершённое оболочкой и разумом, который ей достался. Именно душа попадёт в ад, а не сам человек, он уже будет мёртв и легко избежит наказания. Если и стоит наказывать, то проводя душу в оболочке по всем кругам земного ада и заставляя порождать из зла добро и помощь, позволяя увидеть результаты именно глазами человека. Душа… она существует, и это доказано. И единственное, что мне жаль, так это то, что её перемещают из тела в тело, заставляя делать одно и то же, так и не увидев света и радости. Печально.
— Но разве не душа главенствует над телом и разумом? Не она ли запрограммирована к определённой модели жизни?
— Я так не думаю, — отрицательно мотаю головой, ловя себя на мысли, что мне нравится говорить с этим странным и неизвестно откуда взявшимся парнем, потому что ему интересны мои слова и ход моих мыслей, когда Терло меня даже не слушал.
— Если подумать логически, то если бы душа уже обладала разумом, то мы бы помнили свои прошлые жизни и ошибки, стараясь их избежать, и наши чувства касались бы тех, кто был в другом облике. Здесь главное не человек, а его душа. Именно ей даётся вторая попытка, третья, четвёртая, пятая, чтобы изменить что-то в новом воплощении и попасть в рай. Таким образом она проходит своё адское наказание, и воспоминания поэтому не сохраняются, позволяя тем самым сделать выбор между добром и злом.
— Подожди, ты противоречишь сама себе. То душа у тебя лишь наблюдатель, то теперь именно она должна выбирать. Ты уж определись, она или сильна, или же ведома.
— Она наблюдатель, точнее, губка, которая впитывает в себя энергию, которую вырабатывает человек с теми или иными чувствами. Они делятся на хорошие и плохие. И я хочу верить в то, что когда в душе накапливается переизбыток зла, то она подталкивает разум делать что-то доброе, чтобы не было так одиноко и больно. И она сильна, раз может вытерпеть все эти круги ада, а ведом наш разум, подверженный всем грехам, и из-за него и страдает душа, — с радостью делюсь я своими умозаключениями. Парень задумчиво кивает, а затем делает шаг ко мне, отчего внутри всё переворачивается, а дыхание сбивается. Я ожидаю, что он сейчас дотронется до меня, снова визуально прожжёт кожу, изнутри, глубоко и странно оставит след от своих прикосновений… его губы ехидно искривляются, а пальцами он подхватывает искусственную косу, перекатывая волосы между пальцами.
— Твоё мышление такое же скучное, дешёвое и плоское, как и этот отвратительный парик, Эйрин, — словно невидимая пощёчина. Резкая. Болезненная и довольно осязаемая. Отшатываюсь от парня, а в глазах скапливаются слёзы обиды.