Задыхаюсь и сглатываю, ноги подкашиваются, и я падаю на пол, судорожно всхлипывая и ощущая такую слабость, что не могу даже дышать нормально. Не в силах подняться. Не в силах открыть глаза. Не в силах жить.
— Она прокляла меня! — Где-то очень далеко слышу разъярённый знакомый голос.
— Сир, прошу вас, успокойтесь. У неё нет на это никаких способностей, это лишь слова. Прошу вас, сир, глупости не делайте, — мягкий и тоже знакомый старческий голос появляется надо мной, а я хриплю, стараясь насытить тело кислородом. Не могу… как больно…
— Эта ведьма прокляла меня! Я сожгу её немедленно!
— Падрэйг, успокойся, заклинаю тебя именем твоего отца. Успокойся, посмотри на эту маленькую и глупую девчонку, ей страшно, она сильно напугана и голодна. Она зла, обижена, и у неё есть право вести себя так, а ты лишь масла в огонь подливаешь. Она погибнет, и что тогда? Ты подумал о том, что будет дальше?
Меня кто-то грубо хватает за волосы и приподнимает.
— Немедленно забери свои слова обратно! Немедленно сними с меня проклятье! — Дёргаюсь и слабо приоткрываю глаза, смотря в кипящий алый огонь ненависти.
— Никогда… — из последних сил шепчу я.
— Племянник, это слова, только слова. Они не несут за собой никакого проклятья, — раздаётся тот же приятный голос мужчины постарше. Но самое странное то, что от силы взгляда самого Рэйга я ощущаю приток невероятно мощной энергии, вливающейся в моё тело и заставляющей бороться за себя и свою жизнь. Голова не шумит. Тело не так слабо, как было раньше.
— Я хочу, чтобы тебе было так же больно, как мне сейчас. Я хочу, чтобы ты испытал тот же страх, какой наслал на меня, — говорю, слыша, как мой голос становится уверенней, а парень отпускает мою голову, отскакивая от меня. И я могу подняться на ноги и со всей бушующей во мне злостью смотреть в его глаза.
— Эйрин, остановитесь…
— Я хочу, чтобы ты мучился неизвестностью так же, как и я. Я хочу, чтобы ты лишился всех своих сил и понял, каково это — быть одиноким среди других. Я хочу, чтобы ты не желал жить из-за боли в твоём чёрном чёрством сердце…
— Эйрин! Хватит!
— Я хочу, чтобы ты познакомился с самыми жуткими проклятьями, такими, как любовь и ответная ненависть. Я хочу, чтобы ты потерял всё и раскаялся в каждом ударе, который совершил. Я хочу, чтобы ты умер внутри, исчерпав всю возможность на дальнейшую жизнь. Я хочу, чтобы ты встретился с самым опасным врагом, и он тебя поразил в самое сердце. Я хочу, чтобы ты пал на колени и окропил слезами боли эту землю. Я хочу, чтобы ты был наказан за всё то, что сотворил со мной, — не понимаю, откуда появляются эти слова, но верю в них, наступая в темноте на демона, но сквозь чёрную дымку его я вижу очень отчётливо. Остаёмся только он и я, указывающая на него пальцем и шипящая свои слова.
Тишина. Абсолютная тишина, в которой моё сердце бьётся чётко и ровно, мгла рассеивается, а комната возвращается в поле моего зрения одновременно с ярким свечением огней. Они так сильно полыхают, что пламя от них вот-вот перекинется на стены, но медленно угасают, приходя своё обычное состояние. Не понимаю, что произошло. Не понимаю, откуда во мне столько ненависти и боли. Не понимаю, почему меня ещё не убили. Не понимаю, почему я ещё не умерла от слабости и голода. Я полна сил и энергии. Я полна жизни и желания бороться за неё.
— Исчезни, — смотря в мои глаза, шипит Рэйг.
— С удовольствием, дорогу только подскажи, — огрызаюсь я.
— Сир…
— Исчезни, я сказал, — демон поднимает руку, и сбоку от меня что-то резко вспыхивает, отчего я сдавленно вскрикиваю и вижу пожилого человека, сгорающего в алом огне и испаряющегося в воздухе.
Возвращаю своё внимание на Рэйга, медленно приближающегося ко мне. Не буду показывать ему свой страх. Плевать на то, что он может, и сколько в нём силы. Плевать, что он здесь самый могущественный и опасный. Плевать, я гордо приподнимаю подбородок и не позволю ему заставить меня отвести взгляд от расплавленной золотой крови в его глазах.
— Есть что ещё сказать мне или снова расплачешься? — Едко шипит он, останавливаясь напротив меня слишком близко, и я вдыхаю горячий аромат смеси табака и горечи.
— Дай пару минут, и придумаю ещё больше, — так же отвечаю ему.
— Ты считаешь, что меня волнует твоя обида или же я горюю о том, что меня кто-то бросил? Ошибаешься, глупая человеческая дурочка, я не терплю, когда на меня повышают голос. Не теплю, когда кто-то, особенно женщина, позволяет себе проклинать меня. Я за это наказываю. Жестоко наказываю. И ты была права, моё сердце чёрное и чёрствое, и я ничего не чувствую. Меня не волнует даже то, если ты погибнешь. Но я дам тебе ещё времени, чтобы ты обдумала своё положение, а до тех пор — никакой еды, никакой воды и никакой ванны, — нагло усмехается он.