Всхлипывая, слышу, как пульс бьётся в висках, как от невыносимой боли пульсирует всё тело, вынуждая свернуться клубочком и захныкать. Он меня ударил… пощёчину дал…
— Не смей упоминать своими проклятыми губами и языком мою мать, поняла? — Меня хватают за волосы и поворачивают голову, заставляя смотреть мутными и полными слёз боли и унижения глазами на урода.
— Ненавижу тебя…
— Наши чувства взаимны, Эйрин. Стража! — Он специально применяет силу, когда отпускает мою голову, отчего она ударяется о пол и звенит.
— В нижний мир на пару лет. Живо, — слышу громкий приказ, и меня поднимают за руки.
— Ты несерьёзно… — шепчу я, ощущая во рту привкус крови.
— Ещё как серьёзно, Эйрин. Иначе я тебя дотла сожгу сейчас. Больше ты мне не нужна, пусть тебя настоящая боль научит, как со мной разговаривать. Ты остаёшься в моём мире навсегда! — Перед глазами всё плывёт, от боли в затылке и характерного тупого удара проваливаюсь в темноту, всхлипывая последний раз, и размякая в чужих руках.
Глава 13
— Миледи, миледи, ну же, — меня мягко тормошат, и я издаю стон от боли во всём теле. Едва могу приоткрыть глаза, перед которыми дёргается бледное и всё в слезах лицо Чичи.
Виски стягивает от жуткого давления. Кости ломит. Мышцы затекли. Голова трещит и, кажется, сейчас взорвётся от пульсирующей боли.
— Где я? — Хриплю, приподнимаясь на руках, ощущая под пальцами солому и мокрую землю, издающую отвратительный смрад говна, мочи и рвоты.
— Тише… тише, если меня увидят здесь, то накажут, — шепчет Чичи, помогая мне сесть и прислониться спиной к каменной стене. Темно очень, нет ни света, ни ламп, ничего, свет падает лишь сверху, алый и окропляющий собой всё.
— Бедняжка моя… Госпожа моя, ну я же предупреждал, почему вы меня не послушали? — Причитает чёрт, осторожно отряхивая моё платье, пока я поднимаю голову, понимая, что нахожусь в колодце. В глубоком и сухом, а надо мной решётка и красная луна. Воспоминания о том, что произошло, медленно возвращаются, вызывая лютую ненависть к Рэйгу.
— Всё болит, — шепчу я, сглатывая горечь и сухость во рту.
— Болело бы сильнее, если бы я немного не подлечил вас. Так хотя бы кости целы, и синяков нет, — нежно произносит Чичи, вытаскивая из моих волос сухие ветки.
— Госпожа, вы должны извиниться…
— Что? — Шиплю я, отталкивая его руку. — Извиниться? Ты предлагаешь мне просить прощения у этого подонка? Никогда, слышишь? Никогда я не буду унижаться перед ним. Пусть делает со мной, что хочет, но сама я ни за что на свете не прощу его, а тем более не паду перед ним на колени.
— Но… миледи, умоляю вас, спасите себя. Нижний мир не для вас… так больно будет, красавица моя, больно. Очень больно, вы не вытерпите. Немного поубавьте свою гордость, ведь иначе вы не вернётесь в свой мир, — дрожащим голосом, плача, упрашивает меня Чичи.
— Я не поубавлю свою гордость, пока он не поубавит свою жестокость. Он ударил меня… ударил так сильно, что, казалось, убьёт. И за что, Чичи? Неужели, я была не права? Неужели, неверно поступила, защитив бедную женщину? Неужели, насилие и бытовое рабство можно хоть как-то оправдать и постоянно поощрять? — Зло шиплю я, а в глазах появляются слёзы обиды.
— Со мной в жизни так не обращались. Никогда. Ни папа, ни мама, ни Терло не позволили бы себе на меня руку поднять. А он только и делает, что лупит и изводит меня. Пусть… ненавижу его, ненавижу всей душой, Чичи. Мне так больно… он морально ломает меня, издевается надо мной, но я никогда… — вытираю слёзы, угрожающе выставляя палец, — никогда не дам ему возможности заставить меня принять такой уклад его мира, даже если мне придётся пожертвовать всем. Я не намерена его прощать, пусть в аду горит.
— Что вы говорите, миледи. Прошу вас… вы же не понимаете, вы не видели того, что будет там, в нижнем мире. Здесь хорошо, поверьте мне. Ваше извинение стоит того, чтобы спастись… умоляю вас, Госпожа моя, не губите себя. Не губите себя, — Чичи подхватывает мои руки, покрывая их поцелуями и прижимая к своим мокрым щекам.
— Что же я буду делать без вас, миледи? Меня не пустят к вам, не позволят помочь вам. Спасите свою жизнь, свою душу… вы же погибнуть можете и больше никогда не родитесь. Никогда-никогда, Госпожа моя, услышьте меня, переступите через гордость, принесите Повелителю свои извинения, он придёт за ними… советник сейчас пытается вразумить его. Прошу… умоляю вас, милая моя, — захлёбываясь слезами, причитает Чичи.
Смотрю на него, и так его жалко. Хороший мальчик, пусть и с рогами, но добрый, и мне больно, оттого что я не смогу себе позволить сделать то, что он просит.