Песах Амнуэль
Выборы
— Помнишь, ты говорил мне о том, что какого-то бизнесмена убили с помощью компьютерного дискета? — спросил я у своего соседа, комиссара тель-авивской криминальной полиции Романа Бутлера.
— Что? — рассеянно переспросил Роман, глядя на меня как на пустое место, или, если быть точным, как на министра иностранных дел Игаля Фишмана. Я повторил вопрос.
— А! — сказал Роман. — Видишь ли, я, конечно, выразился фигурально… Убили не дискетой, а программой, которая была на дискете записана. И ничего тут интересного нет, мы быстро разобрались. Ты же помнишь, как пять лет назад прошла эпидемия компьютерного гриппа?
— Помню, — сказал я, передернувшись. Еще бы не помнить! Пять лет назад на рынке появились компьютеры типа ВР первого поколения, и каждый пользователь, вроде меня, получил возможность забираться в виртуальную реальность компьютерных программ. Тогда же появились и новые типы компьютерных вирусов. Нет, принципиально ничего не изменилось — вирусы портили компьютерные программы, как и тридцать лет назад. Но ведь теперь в каждой программе проживал с десяток пользователей, для которых в данный момент эта программа ничем не отличалась от самой взаправдашней реальности! Подхватив компьютерный вирус, можно было заболеть вполне реальной болезнью, которая от обычного, скажем, гриппа отличалась тем, что имела полный набор симптомов и ни малейших следов известных врачам вирусов. И если раньше врачи говорили, что лечат не симптомы, а болезни, то теперь приходилось лечить именно симптомы, поскольку никакой физической болезни, естественно, быть не могло.
Но, черт возьми, можно ведь умереть и из-за симптомов! Я сам года три назад едва не отдал концы, подцепив в программе «История Полинезии в XIX веке» все симптомы гонконгского гриппа. Насколько я понял моего приятеля Романа Бутлера, убийство, о котором он мне так и не рассказал, было осуществлено именно таким способом — некий пользователь умер от симптомов бубонной чумы, будучи абсолютно здоровым человеком!
— Компьютер, — сказал я, — благо цивилизации, но вымрем мы, скорее всего, именно из-за компьютеров.
— Здравая мысль, — одобрил Роман. — Надеюсь только, что, если арабы с нами не справились, то и компьютерам не удастся. Разве что…
Он замолчал и надолго задумался. Минут десять спустя, вылив из чашки Романа остывший кофе и налив горячий, я рискнул прервать раздумья комиссара.
— Что? — переспросил он. — Нет, Песах, я вполне здоров. Ты же знаешь, я предпочитаю не входить в виртуальную реальность, с меня хватит обычного дисплея. Я вот думаю, стоит ли втягивать тебя в одно дело… С одной стороны, ты не программист… С другой стороны, ты историк, и сможешь, возможно, поймать ошибку, если это была ошибка, а не преступление…
— Что, — сказал я, — речь идет о преступлении?
— Скорее всего, — вздохнул Роман. — Ну, хорошо, дело вот в чем.
Чтобы читателю было все ясно, скажу сразу, что разговор наш происходил 17 мая 2020 года, то есть в самый разгар предвыборной кампании. За места в кнессете, как вы, конечно, знаете, боролись три больших партийных блока — Авода, Ликуд и Тиква, — а также восемнадцать партий, среди которых были пять религиозных, и в их числе даже «Натурей карта», решившая войти в кнессет несуществующего для этой братии государства, чтобы уничтожить изнутри порождение гойского духа.
В лидерах у Аводы был тогдашний премьер Хаим Визель, а у Ликуда — будущий премьер Натан Бродецки. Блок Тиква возглавлял Реувен Харази, и только из-за этого правые заполучили в свое время двести тысяч лишних голосов. Лидеров остальных партий и групп я перечислять не буду — те, кто политикой интересуется, могут назвать этих людей без моей помощи, а тех, кто политикой не интересуется, мой список лишь утомит, и они не станут читать дальше.
Итак, дело заключалось в следующем. Утром 14 мая в полицию Тель-Авива обратился пресс-секретарь Центральной избирательной комиссии Рон Кармон. Срывающимся от волнения голосом он объявил, что над избирательной кампанией нависла угроза срыва, поскольку некие злоумышленники вывели из строя главный компьютер, ведавший предвыборной стратегией в рамках страны.
Я полагаю, что любой знающий программист, прочитав эти строки, улыбнулся или даже залился здоровым смехом. Но нужно учесть, что Кармон был прекрасным юристом и неплохим политиком, но в компьютерах понимал не больше… ну, скажем, чтобы никого не оскорбить, не больше, чем господин Раджаби, президент государства Палестина.
— Вы хотите сказать, что террористы взорвали главный блок? — спросил дежурный офицер.
— Да вы что! — возмутился Кармон. — Компьютер цел, но…
Короче говоря, объяснить ситуацию толком он не смог, а на просьбу позвать кого-нибудь из программистов Центра отвечал, что все они внутри компьютера. Ввиду полной неясности ситуации Роман Бутлер отправился в Центр лично — по-моему, просто для того, чтобы поглядеть, как координируется избирательная кампания.
К концу дня он смог уяснить только то, что программистам удалось-таки выявить новый вирус и даже создать — за несколько часов! — противовирусную программу. Трое системных программистов, работавших в виртуальной реальности, были госпитализированы в «Ихилове» с симптомами сибирской язвы, состояние одного из них критическое. Опасность дальнейшего распространения вируса была ликвидирована, как и опасность заражения пользователей, но программу исправить не удавалось — вся предвыборная кампания действительно оказалась перед угрозой срыва.
— Мы сейчас работаем в двух направлениях, — завершил свой рассказ Роман. — Мои сыщики ищут террориста, ибо иначе чем компьютерный террор, я этот случай квалифицировать не могу. А мои программисты вместе со знатоками из Хайтека пытаются наставить компьютер на путь истинный. И похоже, что им это не удастся без помощи историка. Это мне моя интуиция подсказывает, а ты, Песах, знаешь, что она никогда не ошибается.
— Безусловно, — поспешил согласиться я. — И если тебя устроит такой историк, как я…
— Меня устроит, — протянул Бутлер. — Если ты не будешь вмешиваться. Нужно только разобраться в ситуации и дать рекомендации.
— Хоть сейчас, — сказал я.
— Через десять минут, — возразил Роман. — Я допью кофе.
В виртуальную реальность со мной пошел Гиль Цейтлин, лучший системный программист Хайтека. По-моему, он получил четкие указания от Бутлера — в случае моего вмешательства в события применять любые приемы нейтрализации, как компьютерные, так и чисто физические.
В виртуальной реальности Центральная избирательная комиссия размещалась в женевском Дворце Наций. Странная фантазия — интерьер там, конечно, замечательный, но неужели в Израиле не нашлось лучше? Мы вошли с Цейтлиным в большой зал, где за круглым столом сидели двадцать мужчин и одна женщина. Женщину я узнал сразу — это была Офра Даян, правнучка известного генерала, лидер женской партии «Цаира». Приглядевшись, узнал и мужчин — стереоизображения каждого из них я много раз видел либо на страницах газет, либо в телевизионных политических шоу.
— Рады приветствовать тебя, Песах, — сказал Хаим Визель, показывая на пустое кресло рядом с собой.
— Ты меня знаешь? — пробормотал я, смущенный столь высокой честью. Почувствовал толчок в бок и понял, что Цейтлин призывает меня не отвлекаться.
Кресло оказалось не очень мягким, а взгляды, устремленные на меня, — изучающими.
— Послушай, Песах, — обратился ко мне Натан Бродецки, сидевший у противоположной стороны стола, — что ты думаешь о народе, который в своей предвыборной программе провозглашает передачу палестинским арабам всех территорий, которыми они владели в 1948 году? Тебе не кажется, что это самоубийство? Я за такой народ голосовать не буду.
— Тебя и не заставляют, — буркнул Реувен Харази, лидер Тиквы, сидевший между двумя господами в черных шляпах — равом Шаем из «Дегель а-Тора» и равом Леви из «Ягудат а-Тора». — У нас, к сожалению, демократия. Но выслушать предвыборную программу каждого народа ты все-таки обязан.
— Противно, видит Бог, — сказал Бродецки.
— Не упоминай Его имени всуе! — возмутился рави Леви. — Песах, твое счастье, что ты не политик, и тебе не нужно выбирать себе народ. Иначе ты оказался бы перед поистине неразрешимой проблемой, как все мы. Ни одной нормальной предвыборной программы! Это не евреи, а… — он махнул рукой и добавил что-то вроде «И творец это терпит…»