Выбрать главу
* * *

Один ученый немец, по имени Клоске, придумал какие-то особые крылья и летал на них сначала как следует, благополучно. Он уже подумал, что по-настоящему научился летать, и вздумал лететь с высокой горы. Но вышла беда: он упал, сильно зашибся и умер.

* * *

Стали мы пробовать устроить геликоптер, и лет 25 тому назад таки построили. Винт этого геликоптера был около 2-х метров в поперечнике. Вертела его бензиновая машина, которая стояла на геликоптере. Рядом с ней мог поместиться и человек. Когда эту машину пускали в ход и когда винт вертелся, то весь геликоптер приподнимался над землей.

Впрочем, из геликоптера этого не вышло ничего особенно полезного.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3
(ИЗ «КНИГИ ПАТЕНТОВ» Н. Н. СОЛОГУБНИКОВА)
УСТРОЙСТВО ДЛЯ УДЕРЖИВАНИЯ СОПЛА ПОЖАРНОЙ КИШКИ ДВУМЯ ЛИЦАМИ

Средство для удерживания сопла пожарной кишки, включающее металлическую штангу, заостренную с одного конца, рукоятку, присоединенную к другому концу этой штанги, устройство для присоединения кишки, расположенное в аккурат посередине между концами вышеописанной штанги, полые колечки на ней по обеим сторонам от устройства для присоединения кишки, особые плечевые ремни, имеющие один из концов закрепленным на полом кольце сбоку от присоединенного сопла, и другой конец перекинутым через плечи двух лиц, поддерживающих сказанную штангу строго горизонтально и прямо перед собою.

СПАСАТЕЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО ДЛЯ АЭРОПЛАНА

Являет собой независимую, в спокойном состоянии открытую каморку, могущую в случае нужды вместить в себя одно лицо (человеческое тело), свободно сочетающуюся с аэропланом и включающую в себя крепкую раму, прочно укрепленную элементами бортовой оснастки, где тут же имеются надуваемые газом приспособления в виде подушек, для пущей безопасности приделанные за углы к вышеописанным элементам и формирующие собою собственно пол, стены и потолок спасательной каморки, двери которой к тому же устроены так, чтобы очень прочно запирались.

ЕЩЕ ОДНО УСТРОЙСТВО ДЛЯ СПАСЕНИЯ ЖИЗНИ ВНУТРИ АЭРОПЛАНА

В сочетании с аэропланом здесь имеется пара каморок внутри, с большим парашютом в одной из них и малым парашютом в другой, с мешком, содержащим большой парашют, веревкой, за которую малый парашют привязан к верху вышесказанного мешка, другой веревкой, за которую большой парашют привязан к аэроплану, защелкой для застегивания дна мешка с заключенным в нем парашютом, устройством для присоединения упомянутой защелки к особой веревке, приделанной к самолету, посредством чего вышеописанная веревка высвободит защелку, будучи натянута путем поднятия мешка малым парашютом, а также управляемого вручную устройства для выкидывания малого парашюта из аэроплана и частично для выдвигания мешка из вмещающей его каморки.

ОЛЬГА ФЛОРЕНСКАЯ

Иллюстрации автора

ПИСЬМО НА ЮГ

Два дня пересекаю богоспасаемую нашу страну. За окном елки и поселки в традиционном говнище.Места для отправления естественных нужд Мало чем отличаются от мест приема пищи. Мои соседи осуждают женщину в парике: Без него она – лысая, но, все равно, факт позорный! Ночью она хранит его в полиэтиленовом кульке,А днем красуется, дура, в очереди к уборной. В вагоне темно, проводница не зажигает света, покаЗа окном не сгорят до конца сырые октябрьские дали.Просвещенный народ, до рвоты начитавшийся «Огонька», Нич-чего не понимает, но склоняется к привычному – наебали!Если честен, смиряйся, кайся, сливайся с ним (Я имею в виду народ), но, Господи, как не хочется с ним сливаться!О, как тошно, как мутно! Выползаю в тамбур – опять стоим, В Иловайске – пять, в Орлове и Курске – одиннадцать и пятнадцать. Милый друг, улыбнись хотя бы идиотскому моему письму.Вспомни ветром тронутый город без имени и без света,Как сиял булыжник и прыгала по нему Вслед за нами безумная скомканная газета. Целовались, смеялись, кругами ходили – как много тамТополей и заборов целых четыре часа отсрочки. Покупали печенье и невидимым песьим ртам Раздавали сырые узорчатые кусочки.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАМЕТКИ ПРИ ПЕРЕЕЗДЕ НА НОВОЕ МЕСТОЖИТЕЛЬСТВА УГОЛ НЕВСКОГО ПРОСПЕКТА И ПУШКИНСКОЙ УЛИЦЫ

К иному обществу теперь принадлежу – на Невском я живу и по утрам хожу в ту лавку, где товар все больше заграничный разложен, где на льду балык прильнул циничнок бельгийской ветчине и маасдамский сыр сквозь дырочки глядит, как источает жир немецкий сервелат, салями с ними рядом, но «Докторскую» я ищу привычным взглядом и, взвесив триста грамм отеческой еды, застенчиво бреду сквозь наглые ряды, где чипсы и кетчуп, и разные приправы, бананы, виноград, йогурты и бравый английский корнфлекс, и мюсли тут как тут… Уже который год, смекнув, что не растут ни злаки, ни скоты на питерской равнине, испанец и француз, не говоря о финне, с товарами спешат и ломятся в окно, пробитое Петром, а там уже давно, уныло наклонясь над пашнею туманной, колхозник оробел пред сворой иностранной, оплеван, оскорблен, почти повержен ниц с картонным коробком замызганных яиц… Да, кстати, вот они. Полдюжины беру, презрительно гляжу на пиццу, а икру из лососевых рыб поглаживаю нежно, но, цену рассмотрев, кладу назад небрежно: довольно – сыт я!