– Но это же очевидно, дорогая, – ласковым тоном продолжила гнуть свою линию княгиня. – Ты бы видела себя в первые дни здесь! Совершенно зашуганная, пугливая пташка, которая всю жизнь провела в клетке.
– Это неправда, – буркнула Эсна, выгораживая отца. Непослушными дрожащими и очень тонкими пальцами она пыталась распутать один из своих колтунов.
– Бедное дитя! – вздохнула княгиня. – Ты так любишь своего отца, что в упор не замечаешь того, что он с тобой сделал.
– Он ничего со мной не сделал! – возмущённо вскочила Эсна.
Пусть в её голове образ отца и упал с немыслимой высоты пьедестала, чернить его она никому не позволит!
– Он сделал из тебя удобную ему дочь, – невозмутимо встала княгиня, не впечатлившись её вспышкой. – Выпестовал в тебе послушание и угодливость, задавил жизнь и бунтарский характер. Очнись, Эсна. Ты только недавно вновь научилась дышать.
Она прижала дрожащие ладони к вискам и зажмурилась.
– Уйдите! – потребовала она срывающимся ломким голосом. – Уйдите, я не желаю вас слышать!
Глаза она открыла только после того, как хлопнула дверь, знаменуя уход княгини.
С тяжёлым вздохом Эсна села прямо на пол и обхватила себя руками. Судорожно раскачиваясь, она повторяла себе под нос:
– Неправда. Неправда.
Но что-то внутри неё говорило: правда, и ещё какая.
…они так и приходили к ней, все. Княгиня, Анхелла, звёздная бабушка, остальные дамы. Несколько раз заглядывал Дерек, виновато топтался у дверей и уходил. Каждый вечер приходил Грэхард, впервые в жизни чувствующий себя настолько беспомощным.
На третью неделю он стал приводить врачей, священников, жриц, знахарок – каждый день новых. Первый врач предложил пустить больной кровь, на что владыка чуть не задушил его в ярости: Эсна была такой бледной и худенькой, что пустить ей кровь казалось равносильно – убить. Другой врач предлагал солнечные ванны и свежий морской воздух; но уговорить Эсну выйти из её покоев не смог никто, а тащить её силой, когда она в таком состоянии, владыка поостерёгся.
Священник с умным видом заверил, что на госпоже порча. Для её снятия он притащил кучу благовоний и разжёг их во всех углах; бедная Эсна тут же закашлялась, а Грэхард так бушевал, что вырвал незадачливому служителю полбороды и вытолкал взашей вместе с благовониями.
Жрица Богини никакой порчи не нашла, но сказала, что больную нужно поддержать молитвой. Собрав целый конклав сестёр по служению, она организовала хоровое пение прямо в покоях Эсны. Здесь уж та удивила всех новой эмоцией: забила поющих бедолажек подушками. Грэхард понятливо вытолкал тех, до кого не дошло сразу.
Знахарка оказалась самой толковой из всех. Оставила рецепт укрепляющего отвара из трав и свалила поскорей. Отвар, правда, не помог. Но, во всяком случае, никто не бушевал.
Ситуация в Цитадели стала крайне нервной. Владыка срывался по любому пустяку, и никто не смел лишний раз показаться ему на глаза. Даже Дерек предпочитал держаться от него подальше, выискивая себе задания в самых отдалённых уголках крепости.
В один из дней он решительно разбирал хлам на чердаке Южной башни второго контура. Хлам этот копился там десятилетиями и вряд ли представлял хоть какой-то интерес. Разодранные ремешки, погнутые мечи, стрелы без наконечника, разбитые кружки и тарелки, сгнившие покрывала и многое другое могло продолжать лежать здесь тем же самым образом. На самом деле, Дерек даже не выкидывал ничего, так, сортировал немного.
– Господи, опять ты! – разозлился он, в четвёртый раз натыкаясь на одну и ту же кожаную накладку – впрочем, это ему казалось, что это одна и та же, на деле это была четвёртая такая, – и раздражённо отбрасывая её через плечо куда-то к выходу.
– Неожиданно, – раздался за его спиной хмурый голос Грэхарда, которому этой накладкой прилетело.
– Твоё ты повелительство! – со скрипом разогнулся Дерек, пронзая правителя далеко не дружелюбным взглядом. – Ты-то чего сюда залез?
Рыкнув что-то невразумительное, Грэхард поискал глазами какое-нибудь сидение и пошёл было к нему, но Дерек предостерёг:
– Там ножки нет, свалишься.
Вздохнув, Грэхард сложил руки на груди и остался стоять, с тоской разглядывая какой-то пыльный и поеденный мышами гобелен, наполовину прибитый к стене, наполовину спадающий складками на пол.
Дерек отряхнул руки.
Подумал, нагнулся и отряхнул колени.
Со стоном выпрямился и выразительно вздохнул.
– Она почти ничего не ест, – с глубокой тоской в голосе возвестил владыка, который в последнее время уделял отчётам о меню жены больше внимания, чем отчётам казначейства.