Немного помолчав и не дождавшись от владыки никаких комментариев, Дерек нарочито беспечно переспросил:
– Напомни мне, о грозный повелитель, Кьерины – это же вроде жутко знатный род, да?
Хмурый Грэхард подтвердил:
– Один из древнейших в Ньоне.
Изобразив лицом скепсис, Дерек уточнил:
– Значит, грозный повелитель недоволен тем, что дочь одного из древнейших княжеских домов не согласна, чтобы с нею обращались, как с простой наложницей?
Грэхард уставился на советчика почти что с возмущением. С его точки зрения, он и так носился вокруг Эсны, как заведённый, в бесконечных попытках ей угодить.
– Посуди сам, мой повелитель, – беспечно продолжил Дерек, вторгаясь вглубь покоев и облокачиваясь на стол. – Старик адмирал её баловал всю жизнь, пылинки с неё сдувал. Всё время ей говорили, как знатен её род, не чета другим. Она выросла с пониманием, что она – особенная. Не какая-то там девчонка, а княжеская дочь. И не просто какая-то княжна – а представительница гордого рода Кьеринов! – он даже изобразил руками в воздухе что-то, долженствующее обозначать родовую гордость. – И тут появляешься весь такой прекрасный ты, – кивнул она на Грэхарда, – хватаешь её в охапку и тащишь в постель. Что она должна была подумать, мой повелитель? Как минимум – что для тебя она не лучше какой-то рабыни. Как максимум – что твоё сватовство было фарсом, и теперь, заполучив её, ты и не подумаешь жениться.
Эти разумные мысли в отуманенный гневом мозг Грэхарда пока ещё не забредали. Подёргав себя за бороду, он был вынужден признать, что Эсна действительно могла расценить его пыл как неуважение.
Тут бы ему и остыть, но он вспомнил ещё одну оскорбившую его вещь.
– Она не хочет наносить брачный браслет! – хмуро пожаловался он, потрясая для наглядности рукой со свеженанесённой татуировкой.
Дерек посмотрел на него взглядом: «Бог ты мой, вот умный же человек, почему такую дурь несёт-то?»
Грэхард оценил этот посыл, сложил руки на груди и прищурился.
Дерек выставил ладони вперёд: мол, я лучше тактично промолчу.
Грэхард вопросительно вздёрнул бровь вверх, взглядом требуя разъяснений.
Вздохнув, Дерек сдался и отметил очевидное:
– Мой повелитель, ну ты же сам видел, у солнечной госпожи такие нежные и красивые запястья…
Хотя Грэхард никак не изменил позу, вокруг него, казалось, сгустилась атмосфера гнева.
Замахав руками, Дерек раздражённо отметил:
– Эй, ты сам гонял меня передавать ей твои вазы и записки! Естественно, я рассмотрел её руки! Что мне прикажешь делать, зажмуриваться каждый раз, когда я её вижу?!
Поборов гнев и ревность, Грэхард сдержанно отметил:
– Ты, как и всегда, прав, зрящий суть.
– Естественно! – тут же повеселел Дерек. – Озвучивать голос разума грозного повелителя – моя главная и святая обязанность! – он выпятил грудь, показывая, как сильно гордится своим статусом.
Ещё несколько минут Грэхард похмурился, осмысливая озвученную голосом разума информацию. Как и всегда, когда он чувствовал себя озадаченным, гнев стал сходить на нет. Мозг привычно принялся анализировать и делать выводы.
Зная эту особенность своего господина, Дерек мудро молчал. Когда же ему показалось, что прошло достаточно времени, уточнил:
– Что у тебя с вечерними планами? Его благолепие и Милдара приводить – или отправить по домам?
Мутно посмотрев на него, владыка кивнул:
– Веди, я скоро буду, – и Дерек упорхнул в Средний дворец, готовить малый кабинет для переговоров.
Конечно, как ни много значила для Грэхарда Эсна, его планы не могли исчерпываться только ею. На этот вечер у него намечалась встреча тайной рабочей группы, куда входил его благолепие – глава совета Небесного – и один анжельский иммигрант. Задача перед ними стояла нешуточная.
Испокон веков в Ньоне самую большую власть имел совет князей. Он держал в своих руках бразды правления, но постепенно и исподволь эти бразды перехватывали владыки. Дед Грэхарда, например, успешно ввёл управляющий орган, отчасти дублирующий полномочия князей – совет министров. Отец Грэхарда постепенно передавал полномочия князей своим ставленникам в этом совете, а уж сам Грэхард хорошенько проредил ряды знатнейших феодалов Ньона.
Но у князей всё ещё оставалась неимоверно бесившая владыку привилегия – создавать законы.
И добро бы только это! Каждый князь норовил в своей вотчине придумывать свои собственные законы, что существенно затрудняло ведение дел в Ньоне. По большей части, совет князей только тем и занимался, что решал, как поступить, когда одни законы противоречат другим.