— Может быть, помешало пылевое облако? — предположил Холлус.
— Сейчас между нами нет пылевого облака, — ответил Чен, — а значит, оно должно было быть либо очень близко к взорвавшейся звезде, либо чертовски обширно, чтобы заслонить собой и Землю, и Бету Гидры, и Дельту Павлина. Нет, кто-то должен был её разглядеть.
— Прямо загадка, — заметил Холлус.
— Так и есть, правда? — кивнув, сказал Чен.
— Буду рад предоставить вам информацию по сверхновым звёздам, которую накопил мой народ, — предложил инопланетянин. — Возможно, она поможет пролить свет.
Я задался вопросом, нарочно ли Холлус говорит каламбурами.
— Это будет здорово, — ответил Чен.
— Материал пришлём с материнского корабля, — пообещал Холлус, покачивая стебельками глаз.
Когда мне было четырнадцать, музей организовал состязание для детей, интересующихся динозаврами. Победителю должны были достаться самые разные призы, имеющие отношение к палеонтологии.
Уверен, если бы состязание было на тему знаний о динозаврах, будь то общеизвестных или малоизвестных, или если бы от участников требовалось идентифицировать останки, я бы победил.
Но состязание заключалось совсем в другом. Нужно было смастерить модель лучшего игрушечного динозавра.
Я знал, какого динозавра выбрать: паразауролофа, самого яркого экспоната КМО.
Я попытался сделать его из пластилина, пенополистирола и деревянных штырьков — но это была катастрофа. Голова с длинным гребнем никак не хотела держаться на плечах и всё время отваливалась. Я так и не закончил модель. В состязании победил какой-то толстый мальчик; я был на церемонии награждения и увидел его призы, одним из которых была модель зауропода. Он воскликнул: «Клёво! Бронтозавр!». Мне было противно: даже в 1960-м году ни один человек, хоть что-нибудь знающий о динозаврах, не назвал бы так апатозавра.
Всё же я извлёк из этого один ценный урок.
Я уяснил, что не всегда можно выбирать, в чём будет состоять испытание.
Может, Дональд Чен и Холлус и были зачарованы сверхновыми, но меня больше интересовали вопросы, которые мы с Холлусом обсуждали ранее. Как только Дон ушёл, я спросил:
— Так значит, Холлус, вы много знаете о ДНК?
— Думаю, да, — сказал инопланетянин.
— А что… — сказал я и запнулся; пришлось сглотнуть и попытаться заговорить ещё раз. — Что вы знаете о проблемах ДНК, об ошибках репликации?
— Само собой, это не моя область знаний, но наш судовой врач, Лаблок, имеет об этом довольно обширные познания.
— А этот ваш Лаблок, он… — сказал я и снова сглотнул, — знает ли он что-нибудь о, скажем, раке?
— На нашей планете лечение рака — специфическая медицинская дисциплина, — откликнулся Холлус. — Конечно, кое-что Лаблок об этом знает, но…
— Он может вылечить рак?
— Для лечения мы применяем радиацию и химические препараты, — сказал инопланетянин. — Иногда они довольно эффективны, но зачастую — нет.
В его ответе мне послышалась печаль.
— Ох, — сказал я. — То же самое и у нас, на Земле.
Я на некоторое время замолчал; конечно, у меня теплилась надежда на другой ответ. Ну, что тут скажешь?
— Кстати, насчёт ДНК, — наконец сказал я. — Можно ли… можно ли получить образец твоей? Если это не слишком личный вопрос, конечно же. Мне бы хотелось подвергнуть её кое-каким исследованиям.
Холлус выставил вперёд руку:
— Да легко! Действуй.
Я едва не поддался искушению:
— Тебя же здесь нет. Ты лишь проекция.
Холлус опустил руки, а стебельки глаз приняли S-образную форму и затрепетали:
— Прошу простить моё чувство юмора. Но, конечно, если ты хочешь получить немного ДНК, мы с радостью предоставим образцы. Я организую спуск корабля, который их перевезёт.
— Спасибо.
— Впрочем, я и так знаю, что вы в них найдёте. Они лишь подтвердят, что моё существование столь же невероятно, что и ваше. Степень сложности в продвинутой форме жизни просто не может возникнуть сама собой.
Я глубоко вдохнул. Мне не хотелось спорить с инопланетянином, но — чёрт возьми! — он же учёный. Он мог бы вести себя по-другому. Я развернул кресло, чтобы оказаться лицом к компьютеру. В своё время, когда я начинал здесь работать, на месте компьютера стояла пишущая машинка. Сейчас у меня была одна из тех раздельных клавиатур от «Майкрософта»; музей предоставил их всему персоналу, который пожаловался на возникновение синдрома запястного канала.
На моём компьютере была установлена операционная система «Windows NT», но я открыл на ней сессию DOS и запустил программу из командной строки. На экране возникла шахматная доска.