Поэтому я никому не завидую и никому не хочу рассказывать свой секрет. Я такой родилась, и такой буду всю жизнь. Зато благодаря шунту я живу нормальной жизнью. Я занимаюсь спортом, хожу в кино, и никто не знает, что не будь волшебного проводка, я бы не выжила. Многим тяжелее. Например, у некоторых ребят, которые лежат со мной в нейрохирургии, рак. Они могут и не выжить. А теми, кто борется и не сдаётся, я восхищаюсь. Потому что не знаю, справилась бы я сама или нет, не будь у меня маленького помощника, которого я выдумала себе в марте прошлого года, когда мы в очередной раз приехали с мамой в больницу менять шунт. Я назвала его Выдуманный Жучок.
Как появился Жучок
Уколы в больнице бывают двух видов — до операции и после операции. Вопрос: какие хуже? Ещё вопрос: хуже тебе или маме?
Маме хуже от уколов до операции. Операция — дело непонятное. Всё зависит от врача, Бога или случая, во что больше веришь. Маме хочется верить во всё сразу, но не получается, и ей страшно даже от укола перед операцией.
Тебе от этого укола не страшно. Наоборот — сонно. И «всёравночно». А вот послеоперационные уколы… Хуже нет. Они бывают каждый день, в одно и то же время. Даже если бомба прилетит и упадёт на больницу. Даже если подсыпать всем снотворного в больничный плов из мягкого риса и костей. Всё равно, вылезут из-под обломков, проснутся и сделают больно. Так, что во всём организме больно. Даже волосам. А потом ещё то, чем укололи, будет жечься под кожей.
Самое гадкое — что все врут. Говорят: «Это не больно». И ещё: «Как комарик укусит». У них на даче, наверное, саблезубые комарики водятся.
И вот с утра думаешь: «Скоро укол». А после укола думаешь: «Завтра опять». И нет никакого способа избежать укола. Лежишь, как дурак, со спущенными штанами, а тебя уже трут чем-то холодным, гадким, чтобы потом — чик!
— Ай!
Я увидела жука. Быстро проморгала слёзы. Но он всё равно полз по бледно-зелёной стенке.
— Щиплет? — спросила медсестра.
— Не знаю, — ответила я, уселась на кровати и принялась искать жука.
Но его не было.
— Это пух от одеяла был, — сказала мама, — ляг и укройся. Щипало сильно?
— Не помню. Это не пух, а жучок!
— В больнице? Я тебя умоляю. Тут стерильность. Даже мыло обычное тут не мыло, а среда для размножения бактерий.
— Он полз по стенке.
— Не придумывай!
— Полз вверх, к окну!
— Я с тобой больше не могу. Мне надо покурить. Лежи, не шевелись. Пусть лекарство рассасывается.
Мама ушла. Я взяла её мобильник, проверила, нет ли эсэмэски от папы. Эсэмэски не было. Я посмотрела в окно. Интересно, в воздухе уже пахнет весной или ещё слишком холодно?
— Скучно? — спросил жучок.
Он приполз на подушку и сидел, спокойно пошевеливая усиками.
— Ты настоящий?
— А ты?
— Не знаю. Ты умеешь разговаривать?
— Я всё умею. И разговаривать, и видеть, и слышать. Хочешь, расскажу, что я видел на улице?
— Только не ври. Ненавижу враньё.
— Ладно. Весной на улице ещё не пахнет, но жучки, как можешь догадаться, уже выползли. И кошки начинают сходить с ума и вопить от любви. Все, кроме одноухого чёрного котёнка. Он вопит не от любви, а от голода. Он живёт в нашем дворе, под заброшенными «Жигулями». У него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе. Каждый день он плачет от голода. Но еда в больнице — это среда для размножения опасных бактерий. Поэтому наша повариха вынесла ему не мягкий рис с костями, остатки которого она отправила на кухню для ликвидации, а крышечки от йогурта. Он ими захрустел.
— Не ври!
— Ты когда-нибудь плакала от голода?
— Нет, только от уколов.
— Не знаю, как насчёт тебя, но котёнок — точно настоящий.
Я думаю пару секунд, потом беру мобильник и пишу папе эсэмэс: «Привези килограмм варёной колбасы».
— Проголодалась? — обрадовалась мама, принеся мне вечером передачу от папы.
— Нет. Ты перед сном пойдёшь курить? Тогда возьми эту колбасу, почисть, порежь и отдай одноухому чёрному котёнку, который живёт во дворе и плачет от голода. Только не перепутай его ни с кем: у него на хвосте три белых пятнышка, как азбука Морзе.
Ночью мама забирается ко мне в кровать — лишних коек нет, а спать на стуле не очень удобно. От неё пахнет сигаретами, но главное — мамой.
— Откуда ты узнала про азбуку Морзе? — спрашивает мама.