Внезапный стук по двери моей палаты отрывает меня от раздумий о Джеке.
Глава 2
За моей дверью Вальтруда Вагнер, глава надзирателей в Психиатрической Лечебнице Рэдклифф. Главное ее развлечение - мучить меня в Мухоморне.
- Есчё не передумайть? - выпаливает она своим ужасным немецким акцентом, насквозь пропахшая сигаретным дымом и фаст-фудом.
- Что ты имеешь в виду? - я зажимаю кулак со слезинкой, стирая ее.
- Ты необычайно послушна ф последние шесть дней, признаешь себя безумной и фсе прочий. - Она постукивает электрошокером по своим мясистым пальцам. - На тебя это не походить, - замечает она.
- Я безумна, Вальтруда. И я полностью осознаю это.
- Я с трудом тебе ферю. Откуда психам изфестно, что они психи? - Она проверяет меня. Признание моего сумасшествия ее не волнует. Ведь это избавляет ее от причин поджарить меня в Мухоморне. - Людей держат ф психушках потому, что они не понимают, что они безумны. Их нефедение угрожайть обществу. Вот почему их запирают подальше.
- То есть по- твоему, психи, осознающие свое безумие, не заслуживают того, чтобы их упрятали в психушку? - Этот аргумент уже не имеет смысла.
- Психи, которые знают, что они сошли с ума, достаточно умны, чтобы заставить общество думать обратное, - отвечает Вальтруда. Я дважды моргаю на запутанную фразу, которую она только что выдала. – Подумай, к примеру, о Гитлере. - Смеется она, словно огр - тяжеловес. Иногда я думаю, что она точно Наци. Мне рассказывали, что она убивала своих пациентов в лечебнице в Австрии, где она работала. Но когда она шутит о Гитлере, я больше не уверена. - Или в твоем случае, ты признаешь свое безумие, чтоб избежать шокофой терапии.
Кривая улыбка появляется на моих губах. В конце концов, Вальтруда оказалась не такой уж глупой.
- Это серьезное обвинение, Вальтруда, - говорю я.
- Это и есть обвинение, - резко отвечает она. - Но это трудно доказайть. Кто поферит мне, когда я скажу, что ты безумная дефочка, которая ферит, что не сошла с ума, а лишь притфоряется?
- Да ты повернутая, - я почти смеюсь. Страдания Вальтруды мне лишь в радость. - Ты когда-нибудь читала "Уловка - 22" Джозефа Хиллера? - Это книга, которая затрагивает подобного вида логику. Что если Хеллер был фанатом Льюиса Кэрролла.
- У меня нет фремени читайть книги, - фыркает Вальтруда. - Ф ней есть картинки?
- Нет, нет, - отвечаю я. Вальруда, скорее всего, читала Алису в Стране Чудес и пытается меня спровоцировать. Что-угодно, лишь бы заставить меня совершить нечто глупое и заслужить, таким образом, наказание в Мухоморне.
- Кому нужны книжки без картинок? - Из-за двери слышится ее сдавленный смех.
- Это книга, которая повествует о том, что нечто не может быть доказано, пока не будет доказан предыдущий факт. Впрочем, предыдущий факт, мягко говоря, не так-то легко доказать. - Я игнорирую ее комментарий по поводу книги без картинок.
- Я не понимайть ни слова из того, что ты сказать. - Она и вправду не поняла.
- Подумай о цыпленке и яйце. Мы понятия не имеем, что появилось первым.
- Этого я тоже не понимайть, - фыркает она. - Ненавижу цыплят. - Я слышу, как она чешет голову - Но яйца я люблю. - Вот бы самой свести ее с ума. Разве не забавно, если бы она оказалась в моей палате вместо меня?
Наш разговор прерывает внезапный крик. Я слышу его уже несколько дней. Девушка пациентка просит выпустить ее из Мухоморни. Вероятно, ее мучает Оджер. Мухоморы в других клетках стучат о прутья решетки, требуя прекратить боль. Криков стало в три раза больше с тех самых пор, как меня перестали отправлять в Мухоморню. Вальтруда и Оджер компенсировали мое отсутствие большим количеством других пациентов.
- К чему все эти пытки? - спрашиваю я Вальтруду. Я бы предпочла прокричать ей это в лицо и ударить ее перчатками, утыканными иглами и булавками. Но внутренний, относительно благоразумный, голос останавливает меня. Если я хочу позабыть о своем безумии, и если я хочу продолжать избегать шоковых терапий, лучше держать все в себе. Когда я иду рядом со стеной, я хочу, чтобы люди видели лишь стену. Я здесь не затем, чтобы спасать жизни. Ведь все это неправда. Какое мне до этого дело?
- Это не пытки. Это допрос, - объясняет Вальтруда. - Недафно один пациент сбежал из лечебницы, пока ты была заперта тут. Нам разрешено использовать шокофую терапию, чтобы добиться признаний от пациентов из ближайших к нему камер.
Я подскакиваю на ноги и устремляюсь к маленькому открытому окошечку, чтобы посмотреть на нее.
- Ты говоришь, что кому-то на самом деле удалось сбежать из лечебницы? - Я не в силах скрыть волнение.
- Ты так этому радуешься, Алиса, - усмехается Вальтруда. - Давай же. Покажи мне свое безумие. Дай мне повод отправить тебя в Мухоморня. Хочешь поменяться местами с той бедняжкой, что фнутри?
Мое лицо мгновенно каменеет. Я дни и ночи провела в этой ужасной камере, в безопасности от вреда Вальтруды... и в безопасности от своих собственных ужасных мыслей. Нужно научиться контролировать свои порывы.
Будь благоразумна, Алиса. Вся предыдущая неделя лишь выдумка. Ты никогда не бывала в Ватикане, на Гроте Маркт в Бельгии, или в Вестминстерском Дворце в Лондоне. Если тебе нужны доказательства, то это проще простого. Подумай, почему Пиллар больше не посылал за тобой. Почему Фабиола больше не приходила в твою палату. Почему твои сестры и мать больше не показываются. Лучше не думать о побеге. Даже если удастся убежать, никто не будет ждать тебя снаружи.
- Играй и дальше в "нормальность", - говорит Вальтруда. - Рано или поздно, я поджарю тфои мосги. - Смеется она. Смех слишком уж преувеличен, как у злобного героя диснеевских мультиков.
Я по-настоящему начинаю недоумевать, почему ее не упрятали в палату, не считая того, что ей нравится Гитлер, зная о его безумии и о том, что он убедил мир в обратном.
- Теперь, приготофься, - требует она.
- К чему? - я морщусь.
- Пора на выход, - говорит она мне. - Тебя наградили за хорошее пофедение: десять минут прогулки на солнышке.
Глава 3
Сад, окруженный стеной; Психиатрическая Лечебница Рэдклифф, Оксфорд
Сад, куда меня отводят на прогулку, охраняется колючей проволокой и высокими бетонными стенами со всех сторон. Очень напоминает тюрьмы строгого режима, где казнят на электрическом стуле, при попытке к бегству.
Стены десять футов высотой; они практически перекрывают все солнечные лучи, которые пытаются светить сквозь них.. Мне приходится встать на определенное место, да еще и подняться на цыпочки, чтобы позволить солнцу прикоснуться к моей коже. Когда я это делаю, моя кожа ощущает себя взлелеянной, обласканной и избалованной. Не удивительно, что моя Лилия живет рядом с трещиной в стене. Теперь же, она молчаливо танцует под дневным светом, словно поклоняется солнцу. Не спрашивайте меня, почему я взяла ее с собой, не смотря на то, что порой она обходится со мной жестоко. Я не могу объяснить, почему я к ней так привязана. По некой причине, я считаю ее своей семьей, как и Джека.