Из-за дурацкой политики заселения, когда дегенератов, вместо того чтобы селить в отдельные дома или хотя бы подъезды, селили на нижних этажах обычного соцдома — образовалось заметное расслоение: умиротворённые верха и адское дно. Но без чёткой границы, а градиентом. Серединку занимали мелкие барыги, полулегальные проститутки, самоделкины по железякам и прочие ремесленники, а также перебивающая случайными заработками в интернете мирная молодёжь на скромном бейсике — в общем, все кто старался жить ровно, выдвинулся из люмпен-пролетариата внизу и теснил бабулек наверху, по мере естественного отбора тех. Хи-хи, вот он средний класс района, буржуа-с, мещане. Но шутки шутками, а так как переезды людям с нормальным СР внутри дома были разрешены, в абсолютно типовые квартирки, то каждый старался держаться своего слоя, тянулся к похожим соседям. Они с Фенечкой тоже думали, что ненадолго сюда въехали. Но уже который год обитают и поняли что к чему, адаптировались, перебрались в свой класс.
Периодически жильцами повыше, древними седовласыми патрициями, коих заселили сюда давным давно, ещё в первую очередь, выдвигались мысли установить отдельные железные двери на каждый этаж. Но что же делать с лифтом в таком случае? Социальным лифтом, ага. Заблокировать? Поставить умные сенсоры? Но, как это обычно бывает, проблема не выходила дальше ворчаний: никто, кроме одной сумасшедшей женщины-активистки, не желал ничего конкретно предпринимать, писать чиновникам, собирать деньги, подписи, скандалить, судиться. Никогда не могли собрать кворум, несмотря на все современные средства коммуникации. Жильцы чувствовали свои птичьи права в соц. жилье и не высовывали носа из своих нор. И жизнь продолжалась своим чередом.
Хоппо мигом выскочил на разбитое крыльцо. С уничтоженным, вмятым, точно ударами кувалды, домофоном. И только тут вдохнул полной грудью вкусный свежий воздух. Дождика сегодня так и не случилось, но воздух был полон микроскопической водной взвеси, впитавшей пыль и выхлопы города. Вроде спокойно. Людей было немного в дневной час. Благодать. Действительно, долго он не выбирался на улицу. И особенно вот так — замечательно фланировать праздным гулякой, а не в соседний магазин по голодной нужде, как обычно.
Идиллию нарушил ковылявший дед-шатун опойного вида, который вдруг заорал неведомо кому “сукин сын!”, “щенок!” и другое неразборчивое, ругательное. Хоппо подумал что и сукин сын, и щенок относятся к собакам, вспомнил про миссию выгула Миксера, надел наушники, включил привычный рагга-кор и направил свои стопы через двор по направлению к парку. Да и пёс сам потянул в нужное направление.
Тротуарный асфальт был волнистым, в прорехах и лужах — приходилось скакать через них. А вместо дороги вообще лежал гравий. Дорогу тут собирались делать последние лет десять. Как ни попадя стояли дезорганизованным нагромождением автомобилей — на районе редко кто тратился на стоянку. Некоторые колымаги простаивали очень давно и не имели ни колёс, ни двигателя и тоже были разрисованы. Несколько немолодых гопников, которые не заметили как и состарились на этих скамейках, жгли в урне небольшой костерок и бухали посреди трудового дня. Сейчас они сидели тихонями, а ночью кто-то тут во дворе куралесил под грохочащую музыку. Но не обязательно эти. Не похожи. Эти — следующая смена, дневная.
Алкаши весело указывали пальцами вверх, выцеливая там нечто интересное. Хоппо задрал голову. Многоэтажки стояли очень близко друг к другу, каньоном уплотнительной застройки нависая над маленьким пятачком двора и так называемой “игровой площадки”, играли там большей частью в литрбол. На балконе этажа, этак, пятнадцатого маячили подозрительные фигуры, происходила непонятная движуха, ругань, вроде кого-то собирались выкинуть из окна. Но это нормально тут. Ничего особенного. Хоппо побрёл за угол, прошёл ещё несколько идентичных панельных домов. Из одного подъезда на улицу вытянулась длинная непонятная очередь пенсионеров грустного вида. У пенсионеров всегда такой подавленный вид. Жизненные злоключения почти добили их и успели многократно унизить. Ниже некуда.