Ещё день, ну максимум два, и уполномоченный найдёт их. Найдёт и приведёт приговор в исполнение. И тогда все могут ехать домой с чувством выполненного долга. Ехать за наградами. Неужели лейтенант не понимал этого? Горохов же ему докладывал по рации про следы!
Нет, Гладков всё понимал. Просто или не верил, что Горохов уложится в два дня, или уже и вправду не мог больше ждать и рисковать своими людьми.
Уполномоченный наконец стягивает респиратор с лица и несмотря на удивлённый взгляд лейтенанта – как тут можно ещё и курить? – губами тянет из пачки сигарету. Прикуривает и произносит с холодной безжалостностью:
– Имейте в виду, лейтенант, я обязательно укажу в рапорте, что вы пошли на поводу у нижних чинов и свернули операцию в шаге от успешного завершения.
– Есть иметь в виду, господин старший уполномоченный, – сухо отвечает Гладков.
Он уже принял решение и знал, что из-за этого у него могут быть неприятности. Лейтенант к ним был готов. И видя, что он собирается повернуться и уйти, Горохов спрашивает его:
– Сколько у вас осталось бензина, господин лейтенант?
Гладков ещё не понимает смысла этого вопроса и отвечает:
– При полных баках – две полных бочки и одна канистра.
– Четыреста двадцать литров? – Горохов выпускает в раскалённый воздух струю табачного дыма.
– Ну, где-то так. Плюс-минус пять литров, но это не считая того, что в баках, – соглашается лейтенант.
До них доносится звук работающего на холостых оборотах двигателя квадроцикла, его гоняют по такой жаре, так как к нему подключен кондиционер, охлаждающий палатку.
– Ещё вы литров пять сегодня израсходуете на кондиционер, – продолжает считать уполномоченный. – И всё равно топлива у вас хватает.
– До Красноуфимска хватит с избытком, – соглашается лейтенант.
– А с водой что? – спрашивает Андрей Николаевич.
– Воды триста сорок литров. Это не считая личных НЗ, – лейтенант, кажется, начинает понимать, почему Горохов интересуется. – Что вы задумали, господин уполномоченный?
Горохов делает затяжку и отвечает, выпуская дым:
– Оставьте мне шестьдесят литров бензина и двадцать пять литров воды и можете ехать.
– Так вы, что, остаётесь? – удивляется лейтенант.
– Ну, кто-то же должен выполнять задания, – нравоучительно произносит Андрей Николаевич.
Кажется, Гладков не совсем верит в намерения Горохова, он стоит чуть растерянный, не уходит. Теперь ситуация несколько меняется. Одно дело было свернуть поиски бандитов и всем уйти, и совсем другое дело – уйти, бросив высокопоставленного офицера Трибунала в пустыне одного.
Лейтенант мнётся, теперь он не знает, что делать, и Горохов, видя это, делает последнюю затяжку, тушит окурок об скалу, под которой они стояли, и молча идёт к палатке, в которой прячутся от жары солдаты.
По всем правилам степи, палатка не стоит в тени под скалой. Палатка – это тент, что накрывает яму-землянку, вырытую у основания утёса. Там прохладнее, под тент заведён раструб кондиционера, и тихо тарахтевший мотор тяжёлого квадроцикла давал для кондиционера ток.
Горохов откинул полог и заглянул в палатку. Гудел кондиционер, из раструба прямо на флягу с водой дул едва прохладный воздух, неярко горела лампа фонаря. Четверо солдат, мокрые и полураздетые, но с оружием, обложившие себе головы влажными тряпками, сидели, лежали внутри. Только двое повернули головы в его сторону, когда он появился. Двое других даже не открыли глаз. В палатке было заметно прохладнее, чем на улице, но вряд ли там было ниже сорока градусов. Ну, во всяком случае, здесь, внутри, можно было не опасаться теплового удара. Никто из солдат его не поприветствовал, они ещё пару дней назад заводили с ним разговор о возвращении. Первый раз эти люди попали в пекло, когда в тени термометр показывал семьдесят. Конечно, их можно понять, шла вторая неделя, как они мотались по степи, уходя всё дальше на юг, в жару, за пытающимися скрыться бандитами. Но тогда уполномоченный сразу им отказал. И теперь в своих недомоганиях после тепловых ударов они явно винили его. Это нормально. Он и сам бы себя обвинял на их месте.
Уполномоченный закрыл полог плотнее, чтобы зной не проникал под тент, и встал. Взглянул на часы и термометр. Одиннадцать часов без десяти минут, шестьдесят два градуса. Может, сегодня будет не так жарко, как вчера, но жарко будет. До семидесяти к двум часам дотянет. Так что ему тоже будет тяжело, но он не раскисал, как эти… Нужно готовить себе убежище. Он повернулся к стоящему за ним и обливающемуся потом лейтенанту.