— Да что случилось-то? — скривилась девушка.
— Пойдем, присядем где-нибудь, — позвал я. — Разговор долгий будет.
Скамеек, оставшихся в усадьбе от гольф-клуба, было много. Не все посетители приезжали сюда только ради игры. Многие назначали здесь, в первую очередь, деловые встречи. Во всяком случае, такие, где просто необходимо обойтись без чужих, любопытных ушей.
— Знаешь, — начал я рассказ, когда мы нашли подходящее место и уселись. — Я последний в главной ветви рода. Стоит мне умереть, и не так-то и просто будет найти достаточно близкого родича, кто мог бы занять престол. Да, думаю, у него и шанса не будет. По древнему, Изначальному Ряду, в случае смерти последнего наследника удельного княжества, земли получает император. И этот закон уже не раз применялся. В стране больше не осталось удельных князей. Понимаешь? Только я и Тюрвальд.
— Ого, — вспыхнула глазами Баженова. — Фигасе! Это что? Так почетно?
— Почетно? Нет. Дело в другом. Просто, по тому же договору, удельное княжество — это как бы не совсем часть империи. Скорее — интегрированный в экономику союзник, чем подданный. Понимаешь? Я даже армию имею право свою собственную иметь, и законы, отличающиеся от имперского кодекса, принимать. А, в принципе, даже отделиться полностью.
— Отделиться? — еще раз удивилась Ксения. — Стать отдельной страной? Что? Реально?
— Абсолютно, — шею свело. Тело хотело кивнуть, а разум запрещал. — Отметить для подданных имперские налоги, собрать свою армию, ввести таможенные тарифы. Было бы трудно в первое время, потребовалось бы отделить граждан империи от моих. Но, в принципе, это реально.
— А-фи-геть! — по слогам выговорила девушка. — Так вот чего ты задмал…
— Нет-нет, — отмахнулся я. — Это чисто теоретическая возможность. Не думаю, что от этого стало бы лучше. Это я тебе, как пример моих возможностей, привел. Но это я знаю, что полное отделение ни к чему хорошему не приведет, а вот правящая династия может думать по другому. Понимаешь? Они там, в Хольгарде, думают, что каждый удельный князь — потенциальный сепаратист. Отсюда и давление это на мозги обывателей. Если все будут знать, что под рукой императора живется лучше, им и в голову не придет поддержать князя, буде он станет пытаться отделиться.
— Логично.
— Угу. Логично. И еще логичней — просто разорвать прямую линию наследования. Убрать наглого мальчишку, и забрать последний осколок древнего договора. Ну или хотя бы — отлучить его от власти.
— Это как? Ну, убить — это понятно. Отравить, или подстроить несчастный случай для профессионалов не проблема. А отлучить — это как?
— Спасибо, — хмыкнул я. — Утешила.
— Ай, да брось, Антон. Хотели бы тебя грохнуть, давно бы уже грохнули. Там, в этой вашей провинциальной усадьбе, у тролля за пазухой, так еще и проще. Никто бы ничего и не узнал. Были люди, да пропали. Так что, уйми паранойю. Прямо сейчас никто тебя убивать не будет.
— Порадовала, — криво улыбнулся я. — Но я тоже так думаю. Все-таки людей, даже в мыслях, не отделяющих Алтай от семьи Летовых, у нас еще слишком много. Опозорить, отлучить от престола — это будет куда как эффективней.
— В вашей аристократической кухне и такое возможно?
— Ты не поверишь. За многие тысячелетия, что Сильные у власти, чего только не было. А уж когда вассалы единогласно отказывались признавать слишком зарвавшегося человека сеньором — даже не один раз. Однажды в Европе герцог лишился короны, покинув поле боя. Ему показалось, что битва проиграна, и он, бросив вассалов, отступил. А те, сумев-таки победить, сговорились и лишили его титула. За трусость и предательство. Так-то вот.
— А тебя есть за что? Ты первый день князь. Ничего худого сделать еще не успел…
— Это только так кажется. На самом деле, при большом желании, даже эту, берхольмскую, горе-полицию можно мне в вину поставить. До сегодняшнего дня они ведь моей внутренней стражей считались. Представь, если бы вчера, например, размеры коррумпированности и слияния с криминальными структурами стали достоянием общественности? Никого бы не волновало, что я еще не совсем был князем. Решение суда вступило в силу, империя меня признала, значит — виновен. А сейчас — да. Сейчас уже поздно. Кукловод упустил шанс измарать меня в этой грязи.
— Думаешь, это все чей-то злой умысел?
Вопрос был, что называется: не в бровь, а в глаз. Вот как объяснить всю сложившуюся в уме схему, учитывая, что единственное на что могу опираться — это мои умозаключения.