– Ты говорил двое.
– Оговорился, наверное, – тон старика становился все грубее, а лицо приобрело такой оттенок, словно ему бросили вызов. Мятежник тоже уловил это и не сводил взгляда с глаз старика, словно боясь спасовать.
– Оговорился, значит… – прервал затянувшееся зловещее молчание стражник, и вновь замолчал. Затем продолжил, переведя взгляд на Ариакса, но обращаясь как будто ко всем. – Что же, ладно, позже решим, что делать с этой ситуацией.
Не сводя, пока не скрылся за дверным проемом, глаз с Ариакса, нежеланный гость вышел из дома. Лицо старика накрыла мрачная гримаса.
– Тебе пора уходить, – старик кинул на пол грязную белую рубаху, розжиг и топор.
– У вас будут неприятности из-за меня.
– Да что они сделают. Половина деревни помогала беглецам из Камеграда. И что? Всю деревню вырежут? Ха! Они освободители, а не мясники.
– Надеюсь. Спасибо вам за помощь. Я этого не забуду.
– Бывай, Ариакс Банзипаль.
Ариакс надел рубаху. Затем перекинул, держащий ножны, ремень через плечо и затянул его. Небольшим ремнем он опоясал талию. На этом ремне крепились мешочек, к которому добавились розжиг, топор. В дорогу Банзипаль взял ломоть хлеба, который ему всучила женщина. «Старик, как тебя зовут?» – уже попрощавшись, поинтересовался Ариакс у хозяина дома, на что тот лишь многозначительно отмахнулся.
Солнце уплывало за зеленые, а местами пожелтевшие сопки, скрываясь от преследовавших его туч. Топор нещадно расправлялся с сухой древесиной, отделяя от ствола дерева ветку за веткой. Некогда гордо возвышавшееся над землей, полное сил, молодое, сейчас дерево лежало, сухое и безжизненное, сраженное непогодой. Последние ветки пошли на укрепление моста, на котором должно было располагаться тело покойного. Мост (платформа для сжигания тел мертвых, служащая мостом в Мир Богов) был готов. Он был меньше обычных мостов, но все же годился для такого дела. Осталось самое неприятное – водрузить на него тело Валекса. Ариакс возвел мост поодаль от тела, чтобы не чувствовать запах трупа, который уже давал о себе знать. Но теперь, по мере приближения к телу, вонь заставляла лицо непроизвольно изображать то, что чувствует нос. Кампанию мертвецу с радостью составляли различные насекомые, которые с завидным энтузиазмом изучали тело, проникая в рот, нос, уши и ужасную рану через все лицо. Лицо, под маской запекшейся крови было, как и подобает трупу, бледно. Ариакс не мог поверить, что перед ним лежит Валекс – человек, с которым он связывал свою прожитую жизнь. «Да, Валекс, не об этом мы с тобой мечтали. Это не похоже на великую битву… а для тебя уже все закончилось…, – Ариакс срывался на плач, – не успев даже начаться! А как же бабы, брага, приключения? Не уж-то все это ты оставил мне? На кой все это мне, если и разделить-то это не могу с тобой?» – подул легкий ветерок и вонь, с новой силой ударила по носу так, что все скорбь пришлось прервать.
Удар камня о розжиг выплевывал плотный пучок искр. Завораживающе, они прыгали на сухую траву и дерево и растворялись на них. Наконец, очередная труппа иск, сплясав на сухой траве, увлекла ее за собой, и вспыхнул огонь. Спустя время тихо затрещала кора, потом дерево под ложем мертвеца и вот сам он объят огнем. Запах гнили сменился ароматом горящего тела, вперемежку с кисловатым запахом грязной одежды. Теперь можно было двигаться дальше – часть долга была уплачена перед дорогим сердцу другом.
Капли дождя, изредка падали на приподнятое к небу коричневое, побитое лицо старика, имя которого Ариакс так и не узнал, местами омывая кровяные потеки. Старик не чувствовал освежающего омовения дождя. А если бы и чувствовал, то поделиться впечатлениями мешала пика, на которую была насажена его седая голова. Компанию составляли еще пять насаженных на кол голов. Ариакс узнал еще двух. Сульда и ее мать. Его парализовало, он опустился на колени, не в силах унять дрожь. Как не хотел он увести взгляд – не мог. Словно сама вина держала его за голову, нашептывая жестоко: смотри, смотри…
Он словно остался единственным человеком во вселенной страданий, настолько опустошенным он себя чувствовал. Ему сделалось сильно холодно, будто дождь, касаясь его кожи, превращался в лед. «Что же я наделал?» – вопрос, не унимавшийся в голове. Забыв об осторожности, Ариакс встал с колен и двинулся по королевскому тракту, вступив в деревню, у входа в которую учинены были эти постаменты неповиновения. Дрожь сделалась сносной. Шаг за шагом один дом сменялся другим. Каждое пройденное колено было избавлением. Избавлением того проклятья, что осталось позади. Избавлением от тех глаз, что боле уже не разомкнутся. Забыться бы и не видеть этот ужас никогда в своей жизни. Уйти от них. Но Ариакс чувствовал, что до конца уйти от них, уже не выйдет. Но уйти из деревни, которая стала пристанищем тому отребью, что учинило этот суд, он может вполне. Во всяком случае, это, хотя бы, представляется возможным. Но и тут возникли трудности. Под прямоугольной аркой, нависшей над трактом, которая ознаменовывала въезд-выезд из деревни, стояли два мятежника. Они стояли спиной к Ариаксу.