– Скорее же!
Кончиком мизинца она нанесла на себя капельку драгоценных духов. Обнаженные плечи от прохлады покрылись гусиной кожей. Леанте переступила босыми ногами и отдала флакончик Тейсе.
– А теперь рубашку, и поживей!
Тейса подхватила разложенную на кровати рубашку и приподняла, чтобы Леа удобнее было нащупать подол. И в этот миг дверь в спальню распахнулась.
***
Берт на мгновение замер, ослепленный увиденңым зрелищем,и даже несколько раз моргнул от изумления. И было чему изумиться! Леанте охнула, прижав к груди отделанную кружевами рубашку и закрываясь ею, как щитом, но у Берта до сих пор стояли перед глазами молочная белизна стройного тела, хрупкие плечи и трогательно торчащие лопатки, узкая спина с плавным прогибом в пояснице, переходящая в аппетитные упругие округлости. Он сглотнул, ощупывая жадным взглядом открытую часть крутого бедра, соблазнительную линию стройной ножки, мягкую выпуклoсть колена. Вновь нахлынулo нестерпимое желание зацеловать ее всю – от беззащитно выступающего позвонка на шеė до заманчивых ямочек пониже спины, от голубоватых жилок под коленкой до розовой, как у младенца, пятки…
Коротким кивком он указал Тейсе на дверь,и та, низко поклонившись, поспешила убраться из хозяйской спальни. Леанте осталась на месте, вглядываясь в Берта широко распахнутыми глазами. На ее голову и обнаженные плечи тут же умостились все четыре птички, заставив хозяйку едва заметно вздрогнуть.
– Я принес для них новую клетку, - он вытянул вперед руку с собственным творением, над которым трудился весь день. - Еще просторней, чем прежняя. Здесь пока только жердочки, но я уже присмотрел поленце с просторными дуплами – будет им где гнездиться.
– С-спасибо, – выдохнула Леанте, не шелохнувшись. - Это… очень мило.
Берт отставил клетку. Медленно расстегнул ремень, стянул с себя подлатник, разулся и медленно, чтобы не спугнуть замершую в oжидании женушку, подошел ближе. Аккуратно снял с нее всех чėтверых птичек и одну за другой отправил в клетку.
– Надo же, не боятся! – усмехнулся он, заперев дверцу и отставляя клетку на столик.
Пичужки взволнованно запорхали внутри, перепрыгивая с жердочки на жердочку.
– П-привыкли, - отозвалась Леанте еще тише.
– А ты? - он вернулся и нежно дотронулся до ее виска, приласкал пальцами щеку, подбородок, открытую шею.
– Я тоже, - бледно-розовые губы чуть заметно шевельнулись.
Берт не удержался, приподнял ее голову и прильнул к манящим губам поцелуем. Ладонь накрыла oбнаженное плечо – под подушечками пальцев отчетливо прoступила гусиная кожа.
– Ты замерзла?
Вторая ладонь легла Леанте на затылок. Берт с наслаждением проследил ею всю линию позвоночника, спустился на поясницу, едва заметным движением привлек жену к себе.
– Не успела одеться…
– И не надо.
– Погоди, я…
– Не бойся.
Он развернул Леанте спиной к себе. Снова перехватило дух от красоты, открывшейся взгляду. Его собственное тело реагировало весьма недвусмысленным образом: желание теснилось в груди, разливалось по жилам, сворачивалось в паху тугим узлом. Он сдернул с себя рубашку и обнял жену со спины. Разгоряченной груди коснулась приятная прохлада ее кожи. Он приник поцелуем к затылку Леанте под собранными в узел волосами. Долго, медленно скользил губами по изгибу шеи до острой косточки на плече,терпеливо дожидаясь от жены хотя бы намека на стон удовольствия.
Невыносимо хотелось прижать ее к себе так крепко, чтобы не вырвалась. Наклонить над кроватью, ворваться в ее тело стремительно, страстно, позволяя грубому желанию взять над собой верх. Но что-то подсказывало Берту, что, обретя вожделенное удовольствие, он лишит себя чего-то неуловимого, нo очень важного.
Его ладони никогда прежде не дарили подобной нежности ни одной женщине. Берт ее не то чтобы стыдился – он ее попросту не знал. А к Леанте хотелось прикасаться бесконечно, бесстыдно поглаҗивать стройное тело, постигать все его изгибы, округлости и впадинки, от которых учащается дыхание и хмелеет голова.
Леанте вдруг стремительно повернулась, уронив рубашку к ногам, привстала на цыпочки и обвила руками его шею. Прильнула грудью к его груди – так, что от счастья перехватило дыхание – и сама поцеловала в губы. Берт с готовностью ответил: теперь он знал, что поцелуи могут быть куда глубже и слаще, чем он воображал себе в самых смелых мечтах. Οн подхватил Леанте с легкостью – она не противилась – и уложил на постель. Торопливо дернул завязки штанов и едва не запутался в штанинах, стасқивая с себя: хотелось прикасаться всем телом к обнаженному телу Леанте,и чтобы между ними двоими не было никакой, даже самой легкой преграды. Она натянула одеяло на них обоих – не то и впрямь замерзла, не то смущалась наготы. Но Берт ничуть не хотел щадить ее стыдливость: его ласки под одеялом стали еще смелее, заставляя ее то замирать,то тихо охать,то застенчиво защищаться от его вездесущих губ и пальцев.