Акила выпотрошил её сумку, взяв только паспорт. Из комода достал чулки, скрутил их, использовав вместо кляпа, связал бойкую волчицу по рукам и ногам.
Безоборотная вакцина начала работать. У Тоника Листопад пропали признаки зверя. Вытянутые уши растаяли, исчез хвост, когти стали маникюром. Приблизительно четыре дня ей не светит обернуться, потому он ещё вколет, на всю дорогу рассчитано, так что в запасе у него такие хитрые штуки.
Она неплохо смотрелась на его плече, свесив в бессознательном состоянии руки и ноги. Возвращался он через соседнюю квартиру, дверь бронированную открывать не стал.
На полу всё так же лежала без сознания другая, человеческая девушка, соседка. Акила даже пульс прощупал на её шее, побоявшись, что угробил, но студентка была жива.
Акила постарался бесшумно открыть дверь. Вышел из квартиры, ступая очень тихо, и двинулся к лестнице. Два бойца стояли чуть ниже.
Со своим запахом он справился, а вот Тоник начала пахнуть естественным оборотным ароматом. Пахла лесом, летней лужайкой, на которой росла не только спелая земляника, но и клубника.
Аромат настолько сильный, что бойцы начали улыбаться, а у Будимира совсем перед глазами всё поплыло.
Пару надо было закрепить.
Он спешил наверх, уже особо не стесняясь никого. Его даже немного подташнивало от того, что силы в нём открылись, которые альфа не вытащил с помощью тренировок. Не было в нём ничего подобного никогда! Ему казалось, сейчас просто любого на своём пути убьёт с лёгкостью. Потому что этот запах самки сводил с ума, будоражил и делал чуть ли не берсерком.
Его истинная пара – призыв защищать её до смерти.
Охранники даже не поднялись выше, только посмотрели на дверь. Хозяйка явно выглядывала, её запах они знали, им даже похорошело, смеялись что-то.
Акила с девушкой на плече поспешил выбраться на чердак, а там уже путь свободный, только успевай лапами двигать.
Пронесся до самостроя, опять вспорхнула стайка белых голубей, вылетели в мелкие окошки под крышей, куда заливало яркое солнце.
Акила остановился, почувствовав чужого волка.
Это дворник, вышел из-за стены будки художника. Глаза его жёлтые, волосы русые. Он снял кепку, развязал фартук. Опытно крутил в когтистых пальцах метлу. Оборотень оскалился, острые клыки облизал длинным языком. По мере приближения к Будимиру, волосы вставали гребнем, вздыбились, а уши вытянулись. Тело его под тонкой одеждой окрепло и покрывалось шерстью.
— Не ошибся я, — хрипло сказал дворник. — А мне не верили. Я же тебя паскуду сразу приметил.
Акила погладил лапой девичьи ноги, под подол платья Тоника залез. Ягодицу безжалостно зажал и улыбнулся. Рот его разъехался, показались острые зубы.
Раз этому дворнику не верили, значит, мелкий волк, в иерархии болтался на дне.
Акила присел медленно, продолжая наглаживать девицу, словно заряжаясь нужной энергией. Аккуратно положил её на пол чердака и подался вперёд, одной рукой упёрся в пол, другую закинул за пояс. Пистолет вещь полезная, но глушителя не было, шума наделает, не дадут уйти.
Ухватил рукоять ножа.
Скорость. Она должна быть гораздо выше, чем у обычного человека. Реакция спасает жизнь, помогает в бою. Акила метнул нож.
Клинок со свистом пролетел в воздухе. Оборотень из клана Листопад, резко выставил палку, которая служила рукоятью метлы. Идеально наточенное лезвие врезалось в дерево, вошло полностью, разрубив палку на две части, но в переносицу не вонзилось, можно сказать, дворник, успел его остановить налету. Но глаза он выпучил, из приоткрытого рта хлынула чёрно-алая кровь, потоком упав на рубаху. Другие ножи были кинуты с такой скоростью, что дворник моргнул и не заметил. Один клинок пробил грудную клетку в районе лёгких, другой достал до сердца и пронзил его насквозь, четвёртый срезал часть кишечника, пятый раздробил коленную чашечку правой лапы, и раненый волк упал на разбитое колено, продолжил некоторое время балансировать вертикально.
Акила «держал на привязи» свои клини, чтобы вернуть их в ладонь нужно было только «потянуть» мановые нити. Но колдовать он не собирался, поэтому подкинул Тоника, с лёгкостью уложил девушку на своё плечо. Подошёл к ещё живому волку, который приобретал образ зверя, оборотни умирали животными, а рождались людьми.
Ни слова не сказав на прощанье, он выдергивал свои ножи по очереди из мягкого тела своей жертвы, вытирал об его шерсть на затылке и посылал ловко в ножны.