— Что?
Я вздыхаю.
— Я не знала, что он записывает нас. Я приняла наркотики, Мэддокс. Тяжелые наркотики. Была не в себе. После того как мы расстались, я какое-то время была в полном дерьме. Дольше, чем я хотела бы признать. Когда встретила Трэвиса, я прыгнула в омут с головой. Принимала наркотики, курила травку и заливала в себя алкоголь. Я была омерзительна. В тот вечер было много «дорожек», мы курили «Бонг» (прим. пер.: Бонг — устройство для курения конопли и табака), и пили с обеда. У нас был идиотский секс втроем. — Вытираю слезы с глаз и зажмуриваю их. Я не хочу смотреть на него, не могу справиться со взглядом Мэддокса прямо сейчас. — Мы поднялись наверх, в его комнату, я ничего не заметила. Боже. — Я открываю глаза и смотрю прямо на него. — Я ничего не слышала, ничего не видела, ничего не чувствовала. Я думала, что умру, — вот как низко я пала. Не помню этого видео.
Мэддокс склоняет голову, откидываясь назад и хватаясь за перила. Его плечи поднимаются и опускаются, дыхание тяжелое.
— Мэддокс?
Он качает головой, все еще не глядя на меня.
Я разочаровала его. Мое сердце разрывается.
— Не стоит меня провожать.
Я иду к выходу, но он встает передо мной, кладет руки мне на бедра и приподнимает меня. Обхватываю его ногами и смотрю в лицо. Его глаза дикие, безумные. Темные и расширенные.
— Видишь это? — говорит Мэддокс, раздувая ноздри. Бл*дь, он злится. — Ты делаешь это со мной, Аметист. Ты сводишь меня с гребаного ума!
Он несет меня обратно в комнату, пинком закрывая дверь. Бросает меня на матрас и следует за мной.
Мэддокс притягивает меня к себе.
— Я убью его.
— Нет, Мэддокс. — Я поворачиваюсь к нему лицом и кладу ногу ему на бедро. Прижимаю ладонь к его лицу. — Я серьезно!
Он издает громкое и протяжное рычание, затем отталкивает меня от себя и бьет кулаком по матрасу. Я не вздрагиваю, ни в коем случае. Я доверю этому человеку свою жизнь. Знаю, что он скорее оторвет себе левое яйцо, чем подвергнет меня опасности.
Ладно, может быть, не яйцо, а руку или что-то в этом роде.
— Бл*дь, Аметист. То, о чем ты просишь меня, неразумно.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Нет, это не так. И вообще, завтра я возвращаюсь, чтобы все уладить.
Глава 37
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я собираю свою одежду дома у Мэддокса, в моем кармане начинает звонить телефон. Мэддокс уехал рано утром, но сказал, что вернется, чтобы отвезти меня в аэропорт. Мне удалось убедить его не ехать со мной, сказав, что они с Кен могут приехать ко мне в гости на выходные. Он согласился только после того, как я сказала, что воспользуюсь его самолетом.
Я отвечаю на звонок.
— Да?
— Привет, я поговорила с адвокатами, и они сказали, что в дополнение к Закону об авторском праве есть другие законы, которые помогут удалить видео с веб-сайтов, мы также можем подать на него в суд за нанесение ущерба, унижения, эмоционального расстройства и вторжения в частную жизнь, но ... — она делает глубокий вдох, а затем выдыхает, — произошло кое-что чертовски странное.
— Хорошо? — отвечаю я, бросая сумки у входной двери.
— Итак, прошлой ночью Трэвис очнулся и сказал, что принесет тебе официальные извинения, и уже удалил все видео в автономном режиме. Ты все еще можешь подать на него в суд за все остальное, но...
Я останавливаюсь.
— Что?
— Я знаю, верно? Он сказал, что получил то, что хотел. Его намерение было выполнено.
— Что, черт возьми, это значит?
Она свистит, затем дышит в трубку.
— Понятия не имею, но Аметист, он чудак и мерзавец. Я бы посоветовала тебе держаться от него подальше.
— Поняла, — рассеянно отвечаю я, вешая трубку.
Все это не имеет смысла. Я иду на кухню и готовлю кофе. С чего бы ему отказываться от всего, после того, как он устроил это гребаное шоу? Каковы были его намерения? Он хотел причинить мне боль? Навредить Мэддоксу? Нет, должно быть что-то другое или, может быть, я слишком много думаю о мотивах Трэвиса. Он не настолько умен.
Мэддокс приходит домой и кладет мои сумки в свой Фантом (прим. пер.: Rolls—Royce Phantom — автомобиль представительского класса).
— Ты владеешь машиной мафиози... — поддразниваю я, садясь на пассажирское сиденье.
— У меня много машин, детка.
— Кто бы сомневался.
Я пристегиваю ремень безопасности и жду, пока он сядет за руль. Поворачиваюсь к нему лицом.
— Алиша, мой личный ассистент, звонила мне, пока тебя не было. Она сказала, что Трэвис пришел в себя прошлой ночью и все исправил. Он удалил видео из сети — хотя мы оба знаем, что невозможно удались все, где-нибудь что-нибудь обязательно всплывет, и также он приносит официальные извинения.
Мэддокс наклоняет голову, выезжая на шоссе.
— Во что он, бл*дь, играет?
Он сжимает челюсть.
Я делаю паузу, включаю радио. Играет «Glycerine» исполнителя Bush, и я делаю громче. Я люблю эту песню. Голос солиста напоминает мне Курта Кобейна. Я не скажу об этом Мэддоксу, он наверняка обидится. Никто не может быть Куртом Кобейном, кроме Курта Кобейна.
— Не знаю, — отвечаю я, глядя в окно на автостраду. Мы въезжаем на взлетную полосу, Мэддокс останавливается возле своего самолета.
Я отрицательно качаю головой.
— О, как далеко ты...
Он останавливается, снимает очки авиаторы и кладет их на приборную панель.
— Я приеду в эти выходные.
— Хорошо, — отвечаю я. — Чем займемся?
Парень облизывает губы.
— Не знаю, но я знаю, что ты моя, и на этот раз тебя не отпущу.
Я улыбаюсь.
— Возьмешь с собой Кен?
— Да, — отвечает он.
— Круто! — говорю я, открывая дверь. — Нам с ней нужно закончить мой хафпайп.
Я выхожу и вытягиваю руки над головой, разминаю шею, затем смотрю на солнце.
— Что? — говорит Мэддокс, закрывая дверь.
Делаю паузу.
— Дерьмо. — Что за чертова идиотка. — Извини, я не хочу, чтобы у кого-то были проблемы...
Он обходит машину.
— Выкладывай.
— Мы с Кэсс вроде как стали, ну не совсем близкими, но друзьями.
Мэддокс внимательно наблюдает за мной.
— И?
Надеюсь, он не разозлится.
— Они с Кен пару раз приезжали ко мне в гости на выходные. Мы с Кен покрасили хафпайп, который я построила дома. Мы сделали фотографии, пара из них есть в социальных сетях.
Его губы сжимаются, щеки краснеют.
— Неужели?