— Противоядие было троянским конем, — профессор больше не скрывал удовлетворения. — Замедленного действия. Активируется только при определенных условиях. Например, при моей смерти или пленении.
— И сколько его распространено по колонии? — голос Антона упал до угрожающего шепота.
— Достаточно, — улыбнулся Левченко. — В вентиляционной системе, в водоснабжении. Везде, где я имел доступ за годы моей работы здесь. Сначала умрут слабейшие. Затем начнется цепная реакция. Каждый умирающий выделяет споры, заражающие других.
Антон активировал другой канал связи:
— Святогор! Елена! Доложить!
Сквозь помехи донесся голос Елены, прерывающийся и слабый:
— Антон... люди... они умирают... по всей колонии... Я... я тоже чувствую это... Слабость...
Что-то оборвалось внутри Антона. Созданный им мир рушился. Его народ умирал. Даже Елена, его опора, его совесть, его связь с человечностью — была под угрозой.
Левченко наблюдал за ним с клиническим интересом:
— Интересная реакция. Даже после интеграции с двумя другими «Альфами», вы все еще сохраняете эмоциональные связи. Это противоречит нашим исследованиям.
Что-то сломалось в сознании Антона. Баланс, с таким трудом достигнутый после интеграции с Нексусом, рухнул. Ярость Титана, обычно сдерживаемая его собственной волей и теперь мудростью Нексуса, вырвалась на поверхность.
— Вы все еще не понимаете, — прорычал он, и его голос больше не был человеческим. В нем слышались металлические обертоны Титана и угасающие телепатические гармоники Нексуса. — Мы не просто мутация. Мы — эволюция.
Его тело начало трансформироваться. Хитиновая броня затвердела и расширилась, покрывая большую часть тела. Когти удлинились и заострились, превращаясь в смертоносные лезвия. Глаза полыхали тройным светом — янтарным, красным и фиолетовым.
— Вы пытались уничтожить нас с помощью науки, — прошипел он, приближаясь к Левченко, который впервые выглядел по-настоящему испуганным. — Но забыли о том, что мы также — хищники.
— Антон, — профессор попытался сохранять профессиональную отстраненность, но в его голосе сквозил страх. — Это докажет только то, что мы правы. Что вы — опасные мутанты, которых нужно устранить.
— Я не Антон, — прорычало существо, в которое он превратился. — Отныне не только он. Я — Антон, Титан и Нексус. Я — эволюция. И вы только что уничтожили все, что сдерживало мою истинную природу.
Движение было слишком быстрым, чтобы человеческий глаз мог его заметить. Когти-лезвия рассекли волокна грибницы, удерживавшие Левченко, и одновременно вонзились в его тело. Не для пленения или ментального извлечения — для уничтожения.
Крик профессора оборвался так же быстро, как начался. Антон, или то, чем он стал, методично разрывал тело предателя, но не как бездумный зверь — а как хирург, извлекающий конкретный орган.
Достигнув цели, он извлек мозг Левченко — всё еще живой, поддерживаемый странной биологической энергией, исходящей от его когтей.
— Вы хотели изучать нас, — прошипел он, глядя на пульсирующий орган. — Теперь мы изучим вас. Всю информацию. Все планы. Все базы. Всё...
И затем он сделал то, что стало окончательным отречением от его человечности — он поглотил мозг Левченко. Не метафорически, через ментальный контакт, а буквально, физически. Это был первобытный, варварский акт, и одновременно — высокотехнологичный процесс ассимиляции информации на клеточном уровне с сортировкой всей лишней информации.
Поток данных хлынул в сознание Антона — десятилетия исследований «Хранителей», их базы, их агенты, их технологии. Но вместе с информацией пришло нечто иное — холодная, расчетливая жестокость Левченко. Его убежденность в собственной правоте. Его страх перед неконтролируемой эволюцией.
Отбросив останки тела, Антон метнулся к коммуникационной панели:
— Елена! Отвечай! Где ты?
Ответом была лишь статика. Телепатически сканируя колонию, он чувствовал угасающие сигналы десятков, сотен разумов — как эволюционировавших существ, так и людей. Биологическое оружие Левченко не делало различий. Оно уничтожало всё живое.