Антон мчался по коридорам комплекса, направляясь к медицинскому отсеку, где, по его данным, должна была находиться Елена. Рядовые члены колонии, попадавшиеся ему на пути, шарахались в ужасе — его трансформация зашла так далеко, что он больше не был узнаваем как Антон. Вместо него они видели чудовищного хищника.
Медицинский отсек представлял собой картину апокалипсиса. Тела лежали повсюду — некоторые еще в процессе разложения, другие уже превратились в лужи органической слизи. В воздухе висела взвесь мельчайших частиц — тех самых спор, о которых говорил Левченко.
— Елена! — крик Антона разнесся по отделению.
Ответом был слабый стон из дальнего бокса. Он метнулся туда, обнаружив Елену, склонившуюся над пациентом. Ее руки, обычно изящные и уверенные, теперь дрожали. На коже проступали первые признаки того же разложения, что погубило остальных.
— Антон... — она с трудом подняла взгляд. — Ты... изменился.
Он опустился рядом с ней, пытаясь вернуть своему голосу нормальное звучание:
— Левченко. Он предатель. Он все это спланировал.
— Я знаю, — слабо кивнула она. — Почувствовала... когда начался процесс. Его... удовлетворение. — Она закашлялась, на губах выступила темная жидкость. — Противоядие... оно было ловушкой.
— Я убил его, — просто сказал Антон. — Поглотил его знания. Теперь я знаю, как остановить процесс. Как создать настоящее противоядие.
Елена внимательно смотрела на него:
— Но уже слишком поздно для большинства из нас. Я чувствую, как... распадаюсь. — Она коснулась его трансформированного лица. — И ты... ты тоже меняешься. Но не телом. Душой.
— Я все еще я, — настаивал он, хотя сам уже не был уверен, кто именно это «я». — Антон, Титан, Нексус... Мы все еще помним, за что боролись.
— Тогда... сохрани это, — прошептала Елена. — Не теряй... свою человечность. Не становись... тем, против чего мы... боролись.
Антон видел, как быстро прогрессирует процесс разложения. У него оставались минуты, возможно, секунды, прежде чем Елена будет потеряна навсегда. А вместе с ней — последняя связь с его человечностью, с его мечтой о мирном сосуществовании.
— Я могу спасти тебя, — отчаянно произнес он. — Так же, как спас часть Титана и Нексуса. Через интеграцию.
Елена слабо покачала головой:
— Нет, Антон. Это был их выбор... Они были готовы. Я... не готова стать частью... чего-то большего. Я хочу... остаться собой.
— Но ты умрешь! — в его голосе звучало отчаяние, смешанное с яростью. — Все умрут! Вся колония! Всё, что мы создавали годами!
— Иногда... нужно отпустить, — прошептала она. — Чтобы сохранить... самое важное.
Но Антон не мог отпустить. Не мог позволить последнему якорю своей человечности исчезнуть. В его разуме, трансформированном интеграцией с Титаном и Нексусом, а теперь и поглощением знаний Левченко, формировалась новая парадигма. Новое понимание эволюции.
Выживание любой ценой. Адаптация через интеграцию. Поглощение вместо сосуществования.
— Прости меня, — сказал он, и в его голосе больше не было колебаний. — Но я не могу позволить тебе уйти.
Прежде чем Елена успела возразить, его руки обхватили ее виски. Процесс начался — не добровольная передача, как с Титаном и Нексусом, а насильственное поглощение, интеграция против самой её воли.
— Антон... нет! — только и успела выкрикнуть она, прежде чем ее сознание начало перетекать в его разум.
Он чувствовал ее сопротивление, ее ужас, ее разочарование. Но также и ее любовь к нему, ее веру в лучшее будущее, ее непоколебимую человечность. Всё это теперь становилось частью его трансформированного сознания.
Когда процесс завершился, тело Елены обмякло в его руках, начав разлагаться с ускоренной скоростью. Но она не была потеряна полностью. Часть ее — самая сущность — теперь жила в нем, четвертая личность в его многосоставном разуме.
Антон поднялся, чувствуя, как его тело снова трансформируется. Хитиновая броня приобрела новый оттенок — глубокий синий, цвет глаз Елены. По его коже пробегали новые узоры, более органичные, более плавные, отражающие ее сущность.