Самая свежая газета (на минуточку, из Нью-Йорка) была трехмесячной давности. Некоторые из них были и того старше. И вроде как ничего такого, просто принесли почитать. Однако, второе издание, лежащее под первым выпуском было аж годичной давности, где на первой странице красовались улыбчивая Дженнифер и Генри, разрезающие свадебный торт в компании прочих гостей. Заголовок гласил о том, что один из известнейших холостяков города наконец-то позволил себя окольцевать.
Дженнифер
- До вечера, - кивок выходит нервным и робким.
Когда мужская спина скрывается за закрывшейся дверью, в комнате становится совсем пусто. Женщина не ощущает, что сама наполняет это безликое пространство. Дженнифер есть, Дженнифер нет. Она прозрачна и несущественна где-то на пятьдесят процентов, и сомневается даже в собственном существовании.
Нет уж, она обещала Тео нащупать границы разумного и не пропадать в бездне снова. А потому нужно себя чем-то занять. С чего начнем, Дженни?
Перед едой точно нужно прополоскать рот от привкуса желчи, а заодно обследовать палату - её новый (не очень новый, будем честны) дом на ближайшие месяцы. Она неуверенно опускает стопу на кафельный пол, и тут же отдергивает с тихим писком Холодный. Босиком тут не походишь, тем более на ногах, которые едва держат. Спасибо предусмотрительным работникам, в прикроватной тумбочке оказывается пара тряпичных тапочек. Белых, хаха.
Чтобы взять и надеть их, приходится снова закатать длинные рукава и оголить царапины. Неприятно. По ногтями даже остались кусочки эпителия и запекшейся крови - очевидно, она травмировала себя во время приступа. Свидетельства собственного безумия нагоняют её и тут, но Дженнифер пытается их игнорировать. Просто надевает тапочки и держась за стену неровным шагом мерит комнатку до раковины, не забыв дрожащей рукой прихватить стакан.
Вода отдает железом и хлоркой, однако, они всё равно приятнее поселившейся в ротовой полости горечи. Рыжая стойко булькает жижей, сплевывает, и так несколько раз. Потом долго моет руки под ледяной струей из под крана, едва заметно морщась, и набирает в стакан ещё порцию. Завтрак (обед, ужин?) надобно запить.
Возвращение на койку тоже не обходится без эксцесса - она чуть не поскальзывается на следах собственной жизнедеятельности, чудом избегая падения и не расплескав наполнение стакана. Ну вот, тапки испорчены. Желтый цвет прочно заседает в белых волокнах.
Перевести дух. Поразительно, как тяжело теперь даются самые бытовые вещи, но пора приниматься за еду.
Неприглядная овсянка стала ещё хуже от того, что заветрилась и покрылась мерзкой корочкой на открытом воздухе. Зелень пожухла, а желе в баночке почти растаяло. Но выбирать не приходится, верно? Андерсен пробует пресную кашу, и чуть не добавляет к полупрозрачной луже рвоты ещё одну, только насыщеннее и с комочками. Какая гадость! В жизни такого не ела! Хотя, очевидно, ела. Добрых три месяца этим питается, и до сих пор не умерла от вкусового шока. С серым, что та овсянка, от отвращения лицом, женщина быстро ест и с трудом глотает. Быть может, их чувства с разваренными хлопьями взаимны, и Дженни ей тоже не нравится. Тогда они почти в равных условиях. После нескольких глотков воды сил хватает ещё на то, чтобы протолкнуть в пищевод жухлую зелень, но вишневое желе остается нетронутым. Хватит с неё кулинарных изысков на сегодня.
Посуда оставлена подальше, список дел кончился. Женщина подбирает к груди голые коленки и обнимает их руками в попытке согреться. Тщетно. Тогда она начинает растирать ноги жесткой материей рукавов, и успевает подумать - корректный Тео ничего не сказал о её полуголом внешнем виде. Да и повыше плеч там всё наверняка очень безрадостно. Даже хорошо, что в палате нет зеркала.
Как раз к началу размышлений о важности внешнего вида в психбольнице, подоспевает обещанный санитар. Жутковатый, грузный и широкоплечий - именно такие мужчины в фильмах "заботятся" о буйных пациентах. Ещё одно напоминание о том, где Дженни находится.
- Здравствуйте, Майкл. Веселое здесь место, правда? - она пытается проявить дружелюбие и завести беседу, хоть и побаивается мощной фигуры санитара, но тот сохраняет молчание. Даже не смотрит в её сторону, игнорирует. Зато приносит тоненькое одеяло, одежду и... газеты? Андерсен удивляется, но задать вопрос про чай уже не решается. Вообще старается не шевелиться, пока мужчина орудует шваброй, только прикрывает голые бедра тем, что тут называют одеялом. Впрочем, если светской беседы не получилось, можно пока и почитать. Узнать что-то о реальном мире будет полезно.