Тео смотрит на проигрыватель, диск рассчитан на пять часов. И где-то там в его середине запись будет немножко изменена. Все для того, чтобы Дженни не скучала.
Мужчины покидают подвал, оставляя Андерсен наедине со своими демонами.
Дженнифер
Генри нет, безумие, как эта статья может быть напечатана в газете? Игры больного разума не позволят ей зацепиться за ошметки нормальности, так будет продолжаться вечно? Не удивительно, что женщина выкинула такую память прочь, пытаясь спастись.
Невыносимо. Это просто невыносимо. В мутной дурноте и истерике она ещё пытается сопротивляться сильным рукам, технично выбивающим дух из смертной плоти, но ожидаемо терпит фиаско. От резких поворотов по собственной оси, подчиненных чужой воле, мутит сильнее и сильнее, а тело опять оказывается плотно и до боли затянуто ремнями.
Всё отрывисто. Болезненный рывок, холодный пол, несколько огненных прядей вырваны грубыми пальцами, и новая порция рвоты уже в раковину. Остатки отторгнутой пищи на кипельно белом днем не приносят облегчение измученному организму, потому что вода начинает заливать рот, нос и глаза, а рука в вонючей перчатке не дает отдышаться. Дженнифер бьется раненой птицей в прочных силках, кашляет не прекращая рыдать, тем самым не увеличивая и так небольшое количество доступного воздуха. По пути обратно от места экзекуции к ненавистной койке, женщина уже выбивается из сил. Пусто смотрит в полное отвращения лицо санитара и только вжимается в поверхность позади спины - страшась вызвать ещё какие-то действия в свою сторону.
Она сошла с ума, видит то, чего нет, впадает в буйство. И обращаются с ней соответственно - как с безнадежно больной сумасшедшей, которую иначе никак не угомонить. Майкл явно устал от таких выходок, не за что его винить. Но даже у насквозь положительной (смешно) Андерсен язык не поворачивается извиниться и поблагодарить его. Боясь дышать, она просто следит за ним расширенными зрачками, ждет когда санитар закончит с делами и покинет палату. А потом заваливается набок и выпускает из легких скопившийся ужас тихим, надсадным воем.
Рубашка пропитана смесью обильного пота, следами смытой рвоты и пролитой воды. Дрожащая Андерсен пытается кутаться в хлипкое одеяльце, но руки ведь связаны. При попытке сесть взгляд натыкается на ту же газету, где на месте некогда счастливое, а теперь пугающее фото. И Дженнифер скуля сползает обратно вниз, прячась от болезненного фантома и прокусывая губу в кровь. Вот-вот отрубится, уснет, и проснется прежним белым листом.
Как бы не так.
Из коридора начинают доноситься звуки заунывного джаза, который она теперь точно возненавидит. Так работает самая обыкновенная дрессура, когда некий негативный или позитивный стимул сочетают с неким звуком или жестом, вырабатывая у животного устойчивую связку. Дженнифер шипит, вертится, даже грязно ругается, но музыка продолжает играть. Не дает заснуть и исчезнуть, позабыв про обещания и стремление сохранить рассудок до конца этого дня.
Несколько часов Джен пялится в стену, под завывания саксофона продолжая в мясо жевать губу и не чувствуя ничего, кроме зловонного дыхания бездны прямо на ухо. Мысли превратились в разваренные макароны и слиплись в голове в один мерзкий комок. Рыжая иногда странно смеется, иногда стонет, но больше не двигается, будто бы даже не моргает. И когда кажется, что хуже не будет, это "хуже" с удовольствием дает под дых.
Зацикленная запись прерывается, музыка пропадает. Может, ей всё же решили даровать покой? Нет, это не так. Звуки возобновляются, но теперь это какая-то неясная возня. А затем Дженнифер пронзают истошные женские крики.
- Нет, нет, пожалуйста!
Незнакомка с записи снова кричит, будто ее режут и вместе с ее криком слышится странный шипящий звук, как если бы раскаленное железо прислонили к обнаженной коже.
Но вместо того, чтобы дальше умолять или провалиться в спасительное небытие, женщина ожесточенно ругается.
- Ублюдок! Сукин сын! Урод, урод! - она плачет и выдает следующее, - Ты такой же как Освальд! Только не надейся, что я, как и тогда с ним, буду молчать! Тебя закроют за это! Как животное! Как ебнутого монстра!
Некоторое время слышится лишь хриплое судорожное женское дыхание, а затем отчетливый подростковый холодный (и хорошо знакомый Дженнифер) голос задает тихий вопрос:
- А с чего ты решила, что выживешь после меня?
И снова тихая размеренная мелодия джаза, будто и не было жуткой записи.
Андерсен, онемевшая на время аудио-спектакля, возвращается в себя с новым воплем. Генри Освальд, выдуманный муж - его фамилию назвала мучимая девушка. А второй голос принадлежал Тео. Голос мучителя ( и убийцы?) - точно голос Колда. Совершенный в своей кошмарности коктейль ужаса и безумия. Все столпы разрушены мощным ударом, оставляя женщину задыхаться в руинах прежнего мира.