Вряд ли девочка представляла свой первый раз так. Вряд ли бы его волновало ее мнение на данный момент.
Нельзя. Нет времени. Нужно убираться из этого опостылевшего города.
Ах, да, Бобби же ничего не знает. Она боится? А что такого в окровавленном платье? Их никто не останавливал по дороге сюда. Вряд ли произойдет нечто подобное на обратном пути. Хотя и на этот случай у Колда имелся туз в рукаве.
- Ты неплохо смотрелась в халатике, так что переодевайся, - тихо выдохнул он, наклоняясь, чтобы подобрать скальпель и выпрямляясь, не спуская глаз с чуть влажных губ девочки.
Не слишком долго. Вот уже в следующее мгновение идет до багажника, чтобы достать один из черных мусорных пакетов, в котором, судя по американским триллерам, принято складировать части тел убиенных жертв. Сегодня пакет - это просто пакет для грязного белья.
Колд укладывает его на землю рядом с пассажирским сидением вместе с изъятым полотенцем. Заботливый опекун. А сам пока что направляется к пиле, чтобы уложить ее в багажник. Осматривается. Вроде ничего не забыли.
Пока Бобби переодевается у машины, Колд вновь подходит к телу. Так ли оно мертво, как кажется?
Пока Бобби переодевается - у Виктуар извлекают глаза. Какой-нибудь заправский психиатр при тюрьме наверняка бы назвал особую любовь Колда к глазным яблокам - очередным отклонением, помимо прочих. Возможно, он был бы прав.
Однако извлечение глаз и раскуроченная грудь не делает человека трупом. Тем более что ребра он не трогал. Нет, щупать пульс для слабаков. Скальпель все еще при нем, в левом кармане пиджака. Хорошо, что Имоджен на данный момент слишком занята своим внешним видом, чтобы увидеть, как кромсают и без того изуродованное тело.
Аккуратный надрез от одного бока к другому, чтобы кровь полилась на землю, навечно впитываясь в нее, а гирлянда кишков свесилась до колен. Но перед этим глазные яблоки помещаются в промежность, заталкивая настолько глубоко, насколько позволяет непослушное одеревеневшее тело.
Он не даст Имоджен смотреть на все это. Из новостей она ничего не узнает, не прочитает в газетах. Завтра ее в городе уже не будет.
Переодевшуюся девочку он усаживает в машину, заносит все вещи в багажник, оставляя там же и перчатки, затем усаживается на водительское место и мечтательно вздыхает, глядя вперед.
- У тебя сладкие губы, - говорит он совершенно серьезным голосом, не потому, что хочет посмеяться над Бобби, а для того, чтобы отвлечь ее от произошедшего.
Машина медленно разворачивается. Фары не освещают уже точно мертвое тело.
Когда они медленно ползя, покидают территорию парка, Колд наконец-то позволяет себе объясниться:
- Каждый художник видит свое творение иначе. У каждого свой неповторимый стиль. Всегда завершай свою работу сама, если не хочешь быть разочарованной какими-то посторонними факторами, - медленно и тихо выдохнул, глядя на дорогу, но затем перевел взгляд светлых глаз на Бобби, - Я не хотел делать тебе больно таким способом. Я просто хотел ее убить.
Имоджен
С одеждой у нее не было никакого выбора, а потому не стоило вновь пускаться в жаркие дискуссии. Направившись к машине, девушка начала переодеваться, стирая чистыми участками платья кровь меж лопаток. Снимая туфли, чтобы спрятать их в мусорный пакет. Конечно, шансы, что их машину кто-то проверит по дороге домой были ничтожно малы, но тем не менее, Имоджи не хотела попасться из-за пятна крови на обуви или не стертых брызг на лице, ключицах. Нужно было оттереть все. То, чем занимался Тео в этот момент - не особо ее заботило. Девушка больше не смотрела в сторону Виктуар. Ничего не исправить, лучше об этом забыть как можно скорее.
Усаживаясь на переднем сидении, Имоджи молчаливо застегивала пуговицы халата, размышляя над тем, что этот день вопреки ожиданиям принес лишь тоску, горечь, разочарование и боль. Иногда казалось, что они с Тео на одной волне, а иногда девушка была вынуждена признать, что друг другу они чужие люди. И это ранило больше всего, ведь Тео был ее спасителем. Тем, кто забрал ее в пятилетнем возрасте из семьи, которой она была не нужна. Тем, кто вот уже двенадцать лет был для нее всем миром. Тем, кого она любила не просто как опекуна, отца или брата.
Когда Колд сел в машину и отпустил комментарий на счет ее губ, Имоджи не глядя на мужчину, устремив печальный взгляд в окно, хмуро парировала:
- Это называется бальзам для губ. Могу подарить тебе, если хочешь. У меня есть в запасе парочка.
Дальше она не особо вслушивалась в его слова. Он снова делал это, выставлял ее крайней. Она сама виновата, потому что нужно было завершать все самой? Конечно, в мире Тео был виноват кто угодно, кроме него самого.