Женщина лепечет что-то невнятное, но Колд, будто утратив к пугающей игре всякий интерес, по первому требованию Бобби покидает палату, не забыв прицельно кинуть в агонизирующий мозг ещё одну словесную шпильку. Майкл. Санитар Майкл. Закончил чистить бассейн.
А Бобби? Онемевшая Дженни снова обращает больной взгляд к сестре, пытаясь разглядеть что-то ещё. Что-то, кроме мягкой улыбки, усталого блеска в глазах. Вслушивается в отложившиеся на подкорке слова - Тео плохой. Привести себя в порядок. О многом нужно поговорить. Ласковые касания тоже вызывают дрожь, заставляя вспомнить о том, как точно также совсем недавно её гладил старый друг. И говорил ласково, как с больным ребенком, не желающим принять горькую таблетку. С глупым ребенком. Она не замечала этого раньше - но разве не так порой обращался с ней муж, Генри? Кто же её окружает, люди ли?
- Я не понимаю... - эта фраза обращена даже не к сестре. С этой фразы началось её бытие здесь, ею и закончится? Нет. Это ложь - и сквозь навязанное сумасшествие она начинает понимать, просто не желает верить. Если опираться на опыт, то верить себе Дженни должна в последнюю очередь.
В груди невыносимо колет, заставляя Андерсен скрючиться от боли и шипеть. Если это галлюцинации завели дружбу со старой доброй паранойей, то они слегка перестарались. Она не станет буйствовать и биться головой о стену. Нет, рыжая проваливается в себя, под толщу тёмных вод, переставая реагировать на внешние раздражители. Где-то за пределами удушающей тьмы ещё светится лицо Барбары, шепчущей какие-то успокоительные слова, но всё тщетно. Из открытого рта по подбородку течет слюна, а пустоты в расширенных глазах рискуют переродиться в черные дыры. Сидит каменным изваянием, которое ни сдвинуть с места, ни достучаться до живой сердцевины.
Внутри что-то гниет и лопается поганым нарывом. Ах да, это сердце не выдержало. Не физически, но фигурально, жалкий орган растекается мерзкой слизью по грудной клетке. Сошедший с ума мир вытягивает все кровеносные сосуды из женщины, и остальное наполнение, потихоньку. Если останется пустая оболочка, то её же оставят в покое и выбросят за ненадобностью, верно? Это выход. Странная ясность, которая, увы, ничего не значит - Дженнифер не может стереть себя без остатка одним усилием воли. Нет у неё этой воли, и никогда не было.
Она приходит в себя только услышав скрип двери - это санитар (?) явился выполнять поручения. Возможно, теперь чтобы вывести её из транса - достаточно хлопнуть дверью, что будет означать появление новых чудовищ в этом замкнутом мирке.
Но Андерсен уже не боится Майкла. Не самый страшный из демонов.
Она смотрит на Бобби, то ли извиняясь за то, что впала в состояние овоща на эти десять-пятнадцать минут, то ли опасаясь открытия очередных врат Ада. Смотрит прямо в чистые голубые глаза. И почти дословно повторяет один из её же первых вопросов:
- Что же с тобой сделали, Барб? - да, не смотря на творящееся безумие, травмированный рассудок и бездны боли, важнее всего всё ещё сестра. Дженнифер бы взяла младшую за руку и крепко сжала, если бы могла. Но может только протянуть зрительный канат от глаз до глаз, не слишком крепкий, и хрипеть слова. - Что же мы с тобой сделали?- прекрасное создание напротив может даже не отвечать - просто ударить по уродливому лицу и уйти. Раз уж женщина заслужила пытку, почему бы и не продолжить её в таком ключе.
Дверь снова хлопает - Майкл уже закончил. Они остаются наедине. Две сестры, поменявшиеся местами на шахматной доске.
Имоджен
Имоджен отлично знала из чего состоят люди: плоть, кости и та самая живительная красная жидкость, поддерживающая работу внутренних органов. А еще, конечно же, голова, полная боли и страданий, запрятанных так далеко, где-то на уровне нейронов, тех самых забавных закорючек, видимых на энцефалограмме. И если загноившийся кусок мяса еще можно было отрезать, то с больной головой дела обстояли несколько иначе. Этот колодец вычерпать никто не был в состоянии, лишь придавить крышкой, надеясь, что ничего не всплывет.
Иногда что-то всплывало. Вот как сейчас с Дженнифер, внезапно осознавшей, что добрый и заботливый друг совсем не тот, кем кажется. Что зверь, нацепивший маску, умело притворялся все эти годы и что настоящего Тео Колда она никогда не знала.
Имоджен не была особо сведуща в психологии, но чисто по человечески она примерно представляла, какой это должно было был шок для сестры.
Не имея никаких иных способов воздействия на Дженн, девушка продолжала сидеть и гладить ту по голове, пытаясь усидеть на крышке собственного колодца, не понимая, почему близость истерзанной сестры причиняет ей саму странную тянущую душевную боль. Почему среди шести миллиардов людей на планете, именно муки Дженнифер ей было невыносимо наблюдать сейчас?