Погруженная в свои невеселые мысли, Имоджен не сразу заметила, что сестра пришла в себя, перестав таращиться в пространство невидящим взглядом и сейчас смотрела на нее вполне себе осознанно. Вопрос, прозвучавший из потрескавшихся губ Дженнифер заставил Бобби внутренне похолодеть, а взгляд, наполненный страхом ожидания, что и она сама снимет маску солнечной девочки, представ перед старшей сестрой кровожадным, не знающим пощады монстром – словно ударил под дых, выбив весь воздух из легких. Имоджен побледнела, глядя на старшую сестру в упор. Да, она сама всегда думала о том, что люди не меняются, но этот вопрос, эта интонация, этот взгляд от Дженни почему-то причинил неимоверную боль. Почему, будучи связанной, замученной и растерянной Дженнифер все еще может причинять ей душевые страдания?!
«И она все еще видит во мне ту маленькую Бобби – ненавистное и ненужное ни матери, ни ей самой жалкое существо», - дрожащие пальцы замерли в волосах Дженнифер, - «Разучившееся плакать, даже когда в чулане ее забывают на сутки. Отлично понимающее, что никто не придет на помощь, сколько бы она не звала, не умоляла вытащить ее из темноты…»
- Что вы со мной сделали? – хриплый голос, словно не принадлежал ей, каждое слово приходилось выдавливать из себя с трудом, - Думаю, ты прекрасно понимаешь, что ты со мной сделала, Дженни. Что ты делала с маленькой Бобби на протяжении пяти лет? Однако скажи лучше, что я тебе сделала? Чем заслужила всю ту жестокость от тебя? Разве я хоть когда-нибудь обзывала тебя оскорбительными словами, капризничала, причиняла физическую боль? Так кто же тебе дал право судить меня сейчас, решая, каким я стала человеком?!
Имоджен не осознавала того, что перешла на крик. Пальцы ее впились в волосы сестры, не причиняя боли, но не давая той отвернуться, отвести взгляд. Девушке хотелось услышать наконец-то ответ на поставленный вопрос, который мучил ее все эти годы, пусть она даже об этом и не подозревала. Конечно Имоджен хотела отомстить сестре, причинить ей максимальную боль, как физическую, так и психологическую, но только сейчас девушка осознала, что вытравить из своей души маленькую Бобби, не нужную ни родителям, ни старшей сестре – она не смогла.
Дженнифер
Она не хочет снова причинить Барбаре боль. Не хочет, но делает, и это факт. А всё остальное - очередные попытки себя оправдать. Как все тринадцать лет, проведенные в саможалении через самобичивание. Все эти поиски, чтобы успокоить СЕБЯ. "Добрые дела", дурацкая благотворительность, и потом - очень простой прыжок в замужестве, где её почти отпустило. Глупо. Эгоистично. В духе Дженнифер.
И вот сейчас - к чему хорошему мог привести её вопрос? Разозлить предполагаемое чудище, что заодно с изувером в маске давнего друга? Или ранить ту, чью душу она растоптала ещё на стадии ростка?
Сестра так меняется в лице, что становится точь-в-точь тем трупом из кошмарных снов. От одного вида ноют виски.
- Ты права. Это сделала я. И не мне тебя судить, - на этом можно закончить. Барб права - даже после пережитой психологической, и не только, пытки, Дженнифер не имеет никакого права решать, кто перед ней. Очевидно, что она и в прочих людях разбиралась дурно, но что насчет сестры? Сестры, которую считала монстром по факту рождения. Которую не видела много, очень много лет. Которую не потрудилась узнать в детстве, и с которой повторяет эту ошибку прямо сейчас.
Будем честны, Дженнифер, вероятно, это конец. Даже твоих умственных способностей хватит, чтобы понять - если это и правда клиника, то гнить тебе здесь до конца с таким всепоглощающим и натуралистичным бредом. А если нет... ну что же, тут варианты и похуже. Вспомнить хоть ту запись с душераздирающими криками. Упиваться отчаяньем сейчас, только время терять.
Пора сказать правду, как бы мерзко она ни звучала. Если Барбара хочет ответов, она их получит, ведь больше женщине нечего ей отдать.
- Я так злилась. Прекрасный мир рухнул, когда мать изменила отцу, решила этого не скрывать, и он просто ушел, - Андерсен не сводит глаз с Бобби, даже не пытаясь сопротивляться хватке. - Никогда прежде мне не было так больно. Я вообще всегда была "добренькой", - она делает ударение на последнем слове, кривя губы. - А тут такое предательство, обида, ненависть, и с ними ничего не сделаешь. Можно было злиться на родителей, но не выплеснуть это на них. А ты родилась, и... я перенесла обиду и вину на тебя, чтобы мне самой стало легче, - отвратительные слова, но настоящие. Глаз начинает дергаться, и пальцы непроизвольно пытаются процарапать прочную ткань до ненавистной плоти в желании её порвать.