- Ты ничем этого не заслужила. Ты была чудесным, светлым и умным ребенком. Если бы я только смогла разрешить себе полюбить тебя тогда, сразу, мы и не заметили бы отсутствия в нашей жизни сбежавшей в свет матери. Но я отгородилась от тебя дверью, отыгрываясь за чужие ошибки, и продолжала быть "доброй Дженни" для всех остальных. Очень лицемерно. Чудовищно жестоко. Неоправданно и бессмысленно, - она всё же опускает взгляд, скрывает покрасневшие белки за воспаленными веками. Чувство вины давит на затылок, а слезы тяжелые, будто даже не жидкие, цельные кристаллы соли. - Только когда ты пропала, я поняла, что потеряла. Потеряла ещё до твоего похищения, по глупости и испорченности. Мы должны были согреть друг друга, а я предала тебя. Как меня предали родители, но куда более жестоко. И мне так хотелось бы переписать историю, - Дженнифер знает - если бросить её душу в реку, та камнем утянет следом всё существо. Она больше не может смотреть в глаза сестры, боясь не саму Барбару, но её боли. Так будет до самого конца. А остальное уже не важно.
Имоджен
Все оказалось до жалкого слишком просто. Над Имоджен не висело древнее проклятье, она не родилась с рогами и хвостом и даже не поглотила брата-близнеца в чреве матери – ее просто изначально никто не хотел. Все остальные слова Дженнифер уже не имели особого значения, ведь девушка даже тогда, в детстве, понимала, что несмотря на всю жестокость старшей сестры, Дженни была виновата не больше, чем все остальные. Просто у сестры не было возможности отыграться на ком-то еще, кроме маленькой Бобби.
Единственное о чем Имоджи не знала, это об измене матери и о том, что они с Дженни сводные сестры. Конечно можно было догадаться в виду такой приличной разницы в возрасте (целых пятнадцать лет!) и прочих сопутствующих фактах, но для маленькой Бобби подозревать об этом было немыслимо, а став старше, Имоджен перестала вовсе задумываться о причинах и следствии своей детской трагедии. Хватало воспоминаний о чулане.
- Я бы тоже этого хотела, - неожиданно для самой себя, призналась девушка уже более спокойным голосом, шмыгнув носом и не понимая, когда в глазах успели появиться слезы, - Но даже нам вдвоем не под силу вернуться в прошлое, чтобы переписать историю. Маленькая Бобби так и останется сидеть в темном чулане навсегда. Потому что именно такой она мне и запомнилась. Если хочешь моего мнения, то оставь ее там, двигайся дальше, живя настоящим, не прошлым. Как это сделала я.
Девушка украдкой смахнула слезы, продолжая держать Дженнифер. Сейчас Имоджен раздумывала о том, что еще сказать и что дальше делать. Она прокручивала этот разговор в голове тысячу раз в прошлом и еще сотню, пока спускалась с Тео в подвал. Однако вопреки ожиданиям вся злость и обида выветрились из души, как воздух из проткнутого шарика, оставив после себя лишь горечь и печаль. И почему все случилось не так, как она предполагала?
- Ты была права, - тихо произнесла Имоджен, - Я была чудовищем и сейчас им тоже являюсь. Но я тоже умею притворяться обычным человеком, - опустив глаза, прошептала она с грустью, после решительно поднимая взгляд на сестру, - В чем бы ты себя не обвиняла, знай – я намного хуже. И не потому, что делала вещи, которые могли бы тебе только присниться в кошмарном сне, а потому, что не жалею ни о чем. И еще, тебе не стоит доверять мне, ибо именно у меня здесь больше чем у всех причин сделать тебе больно. Вот, откровение за откровение.
С этими словами девушка начала медленно расстегивать ремни смирительной рубашки на спине Дженнифер. Имоджен не опасалась нападения, как и не думала, что Дженн будет вредить сама себе, хотя бы в ее присутствии. К тому же на тумбочке дожидался аналог больничной еды, конечно если Дженнифер достаточно проголодалась, чтобы впихнуть в себя это. Сама бы Бобби предпочла голодную смерть.
- Постарайся вести себя хорошо, - произнесла девушка, закончив с ремнями, высвобождая Дженнифер из пут, - Повторного появления санитара-чистильщика бассейнов я могу не пережить. Зато теперь понятно, почему он так ожесточенно машет сочком, - она слабо улыбнулась, глядя на сестру, - Ты должна отдохнуть, а я попробую в следующий раз пронести тебе что-то более съедобное, чем желтое желе и зеленое пюре, которым тебя старательно пичкает местный шеф-повар.
Дженнифер
Дженнифер слушает. Слушает молча, потому что растратила свои слова, да и не важны они в сравнении с речью сестры. Бобби делится своей болью и правдой, и тем, кто по её мнению, она есть. Ком в горле Андерсен растет, рискуя переродиться опухолью.