Колд снова поднимается, забирает стаканчик с подноса и идет к раковине. Очередной заботливый жест. Ничего лишнего. Теперь он будто опасается смотреть на Дженнифер, боится что-то говорить, не желая делать больно, но ведь правда все равно всплывет наружу, так ведь?
- Три месяца, - оборачивается, тихо выдыхая, разглядывая лежащую молодую женщину на койке, делает будто бы неуверенные шаги вперед, начиная скомканное тихое повествование, - Три месяца назад Бобби вернулась домой, - одним крупным шагом он сокращает дистанцию между собой и койкой, чтобы снова устроиться на самом ее крае, заглядывая своей подруге детства в глаза, боясь увидеть в них очередной приступ безумия, - У тебя случился нервный срыв, как только ты об этом узнала. Я был рядом, - он опустил глаза, - это было страшное зрелище.
Он тихо тяжело вздыхает, не решаясь пока что протягивать девушке воду, видя, как дрожат ее руки, как нервная дрожь сотрясает все ее тело.
- Не зная, что делать, я связался с твоей матерью. Она приехала, но лучше не стало. Ты никого не узнавала и бросалась на всех, как дикая кошка. Поэтому, - он повернул голову, глядя на гладкий белый пол, - Было принято решение отправить тебя в частную закрытую клинику. Это не психушка!
Колд будто пытается ее утешить, но реальность слишком жестока. Да, она находится в палате в смирительной рубашке. Что это, если не психиатрическая больница? Возможно, мать решила так ее спрятать, а может и избавиться от неудобного ребенка, который бы омрачил радость от появления пропащей дочери, портя своей душевной болезнью всю картину.
- Лекарства сделали тебя спокойнее, - тихо продолжал мужчина, сохраняя зрительный контакт, будто бы уже рассказывал эту историю, но она опять все забыла, - Но в какой-то момент ты начала жить своей какой-то придуманной жизнью. Создала себе мужа Генри, детально рассказывала о том, как вы жили, чем увлекались. Это было страшно. Нам всем было страшно за тебя, Дженнифер.
Мужчина тяжело вздохнул, с одной стороны снимая с плеч неподъемный груз, а с другой... опасаясь, что завтра, к примеру, Дженнифер снова все забудет, требуя, чтобы ее посетил придуманный муж и принес ароматной клубники на завтрак.
Дженнифер
Огромный черный монстр навис над полубессознательной Андерсен и бегает когтями по опутанной ремнями спине, чудом их не повреждая. Рыжая сидит сгорбившись, смакует горькую слюну, ожидая ответов. И они проливаются на неё черным дождем, прожигая кожу до костей и заставляя скулить от боли.
Тео говорит, а кажется, повторяет некий заезженный текст. Замирает на некоторых слогах, явно ожидая бесноватой реакции, но продолжает. И Андерсен чувствует, как ей в уши заливают раскаленную смолу, растекающуюся по каналу и достигающую мозга уже острыми иглами.
Истерики не случается. Не сразу. Но это определенно безумие.
Бобби вернулась. Бобби. Вернулась. Дженнифер буравит глазами одну точку в пространстве, совсем теряя любую связь с реальностью.
Её будто бьют тяжелой битой, удар за ударом выбивая из тела сознание и оставляя его растекаться неприглядной желтой лужей на белом полу. Пустая вода и желчь, и ничего кроме, никаких больше сказок.
Всё очень непохоже на то, что она сама помнит. Но верить себе больше нельзя, потому что такое уже было. Сильнодействующие препараты во время приступов, порой очень качественно стирающие разум в порошок без отзвуков прошлого, присутствовали в её жизни начиная с двадцати лет, когда без вести пропала Бобби. Барбара. Сестренка, перед которой она так виновата.
Фокус смещается. Всё вдруг становится таким неважным, потому что на Джен опускается новая волна ужаса. Память о том, что она делала с сестрой, память, которая преследовала в кошмарах во сне и наяву, хлещет по оголенным нервам и заставляет стиснуть зубы сильнее. Ещё один приступ дрожи, куда хуже прежних. Женщина раскачивается из стороны в сторону и не смотрит на Колда, готовая начать биться головой о спинку кровати, только бы почувствовать облегчение.
Только бы не видеть испуганные глаза Барбары, пятящейся от неё неустойчивым детским шагом. А потом новости о её бесследном исчезновении и вероятной смерти в руках какого-нибудь маньяка-педофила. Тринадцать лет поисков, тринадцать лет мыслей о сестре, чью короткую жизнь она безнадежно испортила. Пропавшей по её вине.
Нет, больше нельзя бежать. До чего она дошла, обманывая себя? Пора взглянуть в глаза чужих-родных страданий, принять, что причитается и поставить точку. Увидеть Бобби, чтобы больше не забывать.
- Тео... меня должны развязать. Отпустить. Мне нужно к сестре, нам с ней о многом стоит поговорить, - она глотает слезы, стараясь не сорваться на крик и не выдать собственную нестабильность. Ей больше нельзя здесь оставаться - нет, не потому, что мать запихнула её в клинику с глаз долой, позволив врачам накачивать препаратами. Не потому, что Генри просто защитный механизм психики, выдуманный во имя самоспасения от суицида на почве обострившегося чувства вины. Даже все "приятные" атрибуты пребывания в психиатрической больнице совершенно блекнут на фоне единственной фигуры в свете.