Трещина идет по фальшивому фарфорово-белому лицу, их с Колдом взгляды сталкиваются. От столкновения голубая девичья радужка, кажется, тоже трескается, и осыпается крупной слезой, покатившейся по щеке.
- Я... у меня всё хорошо, ты должен думать о себе, - имитация не работает, в голосе проскальзывает заметная дрожь. Внезапно она, пошатнувшись, прислоняется к парню, которого всё это время неосознанно держала за запястье второй рукой.
- Прости. Ты мой единственный близкий друг, я не хотела обманывать, - из словосочетание "единственный близкий друг" выпадает часть про "единственный оставшийся в живых". Тихие рыдания сотрясают худую грудную клетку.
- Правда в том, что в нашей семье не всё хорошо. Уже почти шесть лет, как этой семьи нет, - поразительно, сколько всего можно сделать силой денег. Например замять в новостных лентах развод главы "Sanandersen" так, что никто и нигде не будет об этом даже шушукаться. Да кому какое дело до развала этой ячейки общества, если бывшая жена получила отступные, а бывший муж стремится сохранить лицо? Дети вообще не учитываются, а сплетников можно наказать, информацию подтереть. Удивительно тихое расставание, для их-то кругов. Большие, очень большие деньги.
- Но я правда в порядке, - улыбкой можно всё прикрыть? Пожалуй. Но не дергающиеся плечи и блестящий от слез взгляд. Да и зачем скрывать от Тео? Он поймет. Он теперь её единственный друг, и ему можно доверять. Застарелые переживания захлестывают ту, что привыкла не задумываться о таких вещах. Истощение дает о себе знать.
Ткнувшись лицом в плечо парня, некоторое время Андерсен просто плачет. Старательно создаваемый образ осыпается кусками, обнажая слабости. Разоблачая страдающее Ничто под блестящей оберткой.
Сколько это длится? Пять минут? Десять? На телефон приходит уведомление - заказ готов, курьер будет у вас в течение пятнадцати минут.
Дженни растерянно смотрит на мокрое пятно, что образовалась на плече Колда, и качает головой.
- Прости. После всего, что ты пережил, я вот так... - она запинается, пытаясь салфеткой промокнуть соленую воду на ткани. Бессмысленно. - Давай лучше решим, какой фильм мы будем смотреть. Пицца скоро приедет, - в детской слышится возня. Дрожащие пальцы неловко роняют салфетку. - Кажется, Барбара тоже проголодалась.
Тео
И снова этот близкий контакт. Это утомляет Колда.
Раньше, в детстве он вообще не любил, чтобы его кто-то трогал. Прислуга и дядя об этом знали, а сверстники и не стремились нарушать его личное пространство, будучи заранее отодвинутыми призрачными ядовитыми иголками отчуждения, торчащими из всего его тела. Единственной, кто все время обламывал эти иглы, самозабвенно стараясь прижать его к себе в дружеских объятьях или ином взаимодействии – была солнечная Дженнифер. Наверное, стоило признать то, что именно она отучила его дергаться после подобного, желая всем, кто посягнул на его покой – страшных мучений и жестокой кончины. Он просто привык это терпеть. Ему нужно было подстраиваться под окружающий мир, чтобы не быть отвергнутым в конец обществом. Нет, это его не особо заботило, но он ведь уже решил, что намного разумнее не конфликтовать с людьми по поводу своих особых взглядов на жизнь и общих предпочтений в целом, а замаскироваться, пусть не под совсем нормального, но одного из серой массы современного общества. Да, участие в массовом убийстве делало его не совсем обычным человеком в глазах других, но что поделать, иногда нужно выпускать своих внутренних демонов, он и так достаточно долго постился.
Глядя на то, как протекает Дженнифер, как она страдает, плачет, пытаясь сдержаться, чтобы затем прижаться к нему и намочить слезами ткань его рубашки на плече, Тео раздумывает над тем, что вот эта размазня не могла так жестоко убить двух людей. А пока он раздумывает, одна рука приподнимается, чтобы начать успокаивающе поглаживать Андерсен по спине. Кажется, нормальные люди так делают, когда сочувствуют тому, кого обнимают.
- Все будет хорошо, - тихий шелест голоса. Ага, и это тоже люди говорят, желая подбодрить. Он достаточно долго наблюдал за другими, чтобы успешно мимикрировать под обычного человека.