Ошибка восприятия. Судный день всегда был ЕЁ днем. Не чем-то извне, в конце концов, что такое злой рок и господне проклятие для гневной стихии, сбрасывающей оковы поставленных рамок? Андерсен всё ещё на поверхности, в Аду на земле, но готова спуститься по разверзнувшимся кругам глубже. Толчок и ещё один полустон-полукрик - глаза напротив пускают её дальше, заставляя нутро гореть сильнее. Невыносимо больно. До одури приятно. Где-то в районе нижней части живота образуется черная дыра. Демоны устремляются в открывшийся разлом, голодные и бешеные, топчут тело женщины в костный пепел.
Черный огонь проникает в каждый закоулок дотоле скрытого от всех, и неё самой, мрачного сознания. Дженнифер мастурбирует глядя в расширенные бездны чужих зрачков, ощущая небывалое удовольствие. Ветра зимы и болотные топи, даже безграничное небо - ничто в сравнении с голодным пламенем. Так и уходят от света, погружаясь в сладостное уничтожение. Демон, что сейчас занимает место Дженни, почти пробует на вкус чувство солидарности с монстром напротив. Почти, потому что воспроизводимое в голове и такое до ужаса приятное убийство - расправа над Колдом.
Губы женщины искажает отталкивающая улыбка, что-то между уродливой гримасой и отражением недавнего выражения на лице мужчины. Взрыв. Бурный оргазм пронзает дьявольскую оболочку, и Дженни заходится в судорогах не смыкая век - перед широко распахнутыми глазами Тео разлетается на мелкие горящие куски, а сверху падают тысячи клинков, пронзающие всё, что осталось. Прекраснее освежающего морского бриза вонзающиеся в кожу, пробивающие мышцы и кишки, осколки чужих костей. Это куда сильнее банальной жажды лишить объект гнева жизни. Это желание низвести до атомов, уничтожить саму память и любое слабое напоминание.
Это новое помешательство, о котором старая-добрая Андерсен и помыслить не могла. Осколок стеклянной души брошен под ноги друга. Забирай, Колд, мы оба знаем - таково начало.
Она тяжело дышит и вытирает пот со лба тыльной стороной кисти. Пальцы кисло и мерзко пахнут возбуждением, вызывая ещё один приступ злости и дурноты. Женщина уже не демон, но и не прежняя Дженнифер. В опустевших без света глазах мечется черная тень ненависти.
- Я кончила. Этого ты хотел? - она шипяще-хрипло плюет словами, и они кислотой проедают те места, где падают. Собственные бедра, койка, кафельный пол, раскрытая ширинка Тео - всё в беспорядочных дырах. О, он тоже получал удовольствие. Отвратительно.
Дженнифер совсем позабыла об упущенной возможности задать нужные вопросы. Сползая по спинке кровати, не сводя бедер, рыжая продолжает прожигать гостя своей камеры взглядом.
Тео
Слишком быстро сломалась. Слишком быстро переродилась.
Он привык к тому, чтобы люди все делали медленнее. Медленнее, растягивая его удовольствие, сходили с ума, страдая от этого. Медленнее принимали свою истинную природу, понимая, что что бы они там не говорили – являются хищниками, способными вцепиться в горло ближнему своему и никак иначе.
В случае с Дженнифер все происходило стремительно. У нее чуть было не съехала крыша в первый день пребывания в подвале, хотя он особо-то и не старался привести к этому. А сейчас… сейчас его кормят своим безумием, смешивая его с хищническим азартом самого Колда.
Он всегда считал своей стихией холод. Ему было комфортно зимой, ему нравилось ощущать последствия мороза на обнаженной коже, когда ту начинало так приятно покалывать. Ему нравилась прохлада. Именно поэтому на вилле было непривычно холодно, а не потому, что не привыкшие к тропическому острову жильцы, таким образом, спасались от жары.
В подвале было гораздо холоднее, чем на верхних этажах, но даже с учетом этого - сейчас Колд плавился под этим полыхающим ненавистью взглядом светлых глаз. Пот стекал с чуть повлажневших волос на шею, и далее спину, впитываясь в рубашку, замирая и холодя кожу, но, не остужая пыл.
Он обожал холод, но сейчас был не прочь сгореть в этом всепоглощающем огне, растворяясь в нем целиком и полностью. Комната стала жаркой и душной, пока он дрочил, неотрывно глядя на Дженнифер. И вот она разрядка, почти одновременно с нею. По виску стекает капля пота, тело содрогается, а он снова облизывает сухие сейчас губы. Семя пачкает руку и белье, капает на белый кафель.
Некоторое время он молчит, замерев. Просто наблюдает за тем, как то, что он успел раскопать и вытащить на поверхность, снова прячется в закостенелую раковину из собственных предрассудков. Ничего, он еще успеет не раз и не два достать это на поверхность вновь. А сейчас, сейчас нужно дать передохнуть. И не только Андерсен.