Борис Семенович Филипчук — невысокий мужичонка лет сорока с небольшим, большую часть службы оттарабанил на вертолетах. Он утверждал и утверждает, что всё зависит от одной гайки на вертолете, которой и привинчен винт. Лично ему повезло — эта гайка ни разу не открутилась. Боря любит пиво, но пить его боится, потому что потом его мучает желудок, который он лечит спиртом, и мучает жена Татьяна, которую успокоить вообще не возможно, пока не выветрится спирт. Борис Семенович уже на пенсии, но остался работать завгаром, потому что руки у него золотые и растут, откуда положено. Вот, к примеру, вчера он допоздна возился с машиной — готовил. И, надо отдать ему должное, приготовил как надо — Охота, как ни как. В будочке полный порядок: переделал дверь люка над столом в потолке (она теперь откидывается не вперед, а назад), закрепил получше буржуйку, заготовил сухие дрова на растопку, лавку починил, подмел пол, поковырялся в моторе — мотор теперь работает, как часики. И сам Боря не с похмелья — в этом плане Боря молодец! На нем вся ответственность за технику, мужики его за это и уважают. А в этот раз Борис пришел ещё и со своим «зятем», как он его называет, молодым человеком лет тридцати — тридцати двух, довольно плотным, спокойным, с открытым взглядом (сам себе на уме), а, главное, богатым — бензин за его счет в ответ на то, что попал в команду. Парень отличается от всех своей одеждой, оружием и имя у него какое-то необычное — Ермолай. Он загрузился сам и молча, поздоровался со всеми и тихонько сел в уголке, зажав свой карабин между ног.
Последним, проверив всё, в машину садится Макарыч — уважаемый капитан команды, самоуверенный, здоровый, пятидесяти лет от роду полковник в отставке, заместитель начальника училища, имеющий правительственные награды.
— Так, все здесь? — спросил Макарыч, закрывая непослушную дверь кунга.
— Ну, кто пришел — все.
— А кто не пришел?
— Сереги Смолянинова нету, Вальки Микумина, ну и Батя ещё не подошёл. Остальные все здесь, даже лишние.
— Серёги не будет — заболел, вот паренек за него, — Макарыч кивнул в сторону «лишнего», — а за Батей сейчас заедем и Микумина заберём по ходу — они рядом живут.
— Ну, еб твою мать, время-то сколько? Мы пока заедем, пока приедем — стемнеет. Что за люди? Договорились же: собираемся в пять в гараже. — Виктор Пахомов по прозвищу Вичик, вечно недовольный бывший прапор-завсклад не мог не возмутиться.
— Ну, что поделаешь? Я же, Бате не скажу: «Нет, Иваныч, ты давай, старик, сам по морозу скрипи, а то мы тебя забирать не будем!» Так что ли, Виктор?
— Да я не про Батю, я про Вальку. Хитрая жопа — раз за Батей заедут, то и его заберут! Устроился!
— Всё! Отставить! Поехали. Стукните там Семенычу — поехали.
Машина дернулась, одновременно всколыхнув всех, и потихоньку набирая обороты, потянула на выезд.
По городу ехали молча. В будке темно, холодно, маленькие окна замерзли и отражали только расплывчатый свет фонарей, не пропуская его вовнутрь. На темной стене они (окна) казались экранами небольших телевизоров, которые показывают мультики: ледяные узоры на них прыгали, переворачивались и играли какие-то свои роли, непонятные людям. Если ехать молча в темноте, то многое можно узнать, смотря на эти экраны, а что ещё делать?
Ехали долго. Стояли на светофорах. Движения на дорогах почти не было — рано, но светофоры уже не моргали желтым сигналом, как обычно ночью, а перегораживали дорогу красной волной. Семёныч не нарушал, вел уверенно, не быстро и по главным дорогам — считай на другой конец города. В начале седьмого остановились у «Батиного» дома, посигналили. Во многих окнах сразу зажегся свет. Через пару минут появился пожилой мужчина с заплечным мешком и мужчина средних лет с рюкзаком и канистрой. У обоих на плечах висели зачехленные ружья. Наши! Батя сел в кабину, а Микумин, передал канистру и вещи, залез в кунг, огрызнулся на замечания Пахомова, поздоровался со всеми, шумно устроился на лавке и закурил. Горький дым завис и растянулся по всей длине замерзшей будке. Благодаря светящимся «экранам» он превратился в медленное море. Летунам, скорее всего, дым напоминал облака.