После того, как мы нашли целые залежи провианта, впереди забрезжил свет. Но теперь, когда Майя прочла вслух это письмо, почти каждый поверил, что с Карфагена удастся выбраться.
На отрывке из тетради совсем неэкономно, размашисто расположился текст:
«Сегодня третье июня 1946 года. Я ещё пытаюсь считать дни, но, кажется, уже путаюсь в календаре. Те, кто это прочтёт, знайте: вас вызволят! Вы не останетесь в этой ледяной деревне насовсем. Тех, кто жил тут до нас, уже увезли к теплу и еде. Я даже не представляю, как это — нормально помыться под горячей водой, поесть вкусно и без оглядки на окружающих. Но осталось недолго, я уверена! Я верю в лучшее и не собираюсь сдаваться. Вы тоже даже не пробуйте унывать! С наилучшими пожеланиями, Зинаида».
Ох, как же мы обрадовались! Шутка ли, недавно нам дали понять, что не подохнем с голоду, так теперь мы ещё и знаем, что отсюда куда-то забирают в адекватные условия проживания. Прецедент! Значит, статистически, это может случиться и с нами! Теперь у нас есть надежда на спасение.
Работа на следующий день впервые за моё пребывание тут встала, Город не мог перестать обсуждать услышанное, слишком неожиданным оказалось послание.
У меня, конечно, возник целый ряд вопросов, но, чтобы не портить всеобщую эйфорию, я решил их не задавать.
Мы вот, например, трупы сразу ритуально сжигаем. То, что не сгорело, выкидываем за пределы Города. Что, если никто наших предшественников отсюда не увозил, как сказано в письме? Тем более, мы не знаем, сколько лет Зинаиде, которая адресовала его будущим жителям Города. Вдруг письмо написал ребёнок, которому не хотели открывать суровую правду? Поэтому наплели, что кого-то куда-то увозят? А на деле они сожжены где-то неподалёку?
Даже если предположить, что Зина — это взрослая, адекватная советская девушка, с какой стати ей пришло в голову написать письмо потомкам? Спрятать его в дупле? Или оно адресовано не нам, а сверстникам? Вдруг это всё воспринималось, как какая-то смена в пионерлагере?
К тому же, если кого-то действительно увезли «к теплу и еде», как выразилась девушка в своём послании, то что стало с остальными?
Последних оставшихся вполне могли догрызть огнебелки. Сомневаюсь, что если в поселении будет, к примеру, три человека, они отобьются от стаи хищных грызунов. Это на нас они не рискнут напасть, тут же целая орава людей.
По этим причинам всеобщий восторг я не разделял. Меня найденное письмо даже в некоторой степени удручало. Но я старался не поддаваться апатии и радоваться вместе со всеми. Чем чаще забиваешь свою голову какими-то размышлениями, тем больше загоняешь себя в тупик.
Похоже, в депрессию впал не только я. Вечером следующего дня Игнасио (неприятный, кстати, тип) напился грибного шнапса. Спьяну, без приглашения, он ворвался в избу к Кассандре.
Костыль, сидящий в тот момент на вахте у костра, услышал, как Игнасио закричал:
— Слышь, ты! Письмо говорит, что нас отсюда заберут! Что тебе известно? Что ты от нас скрываешь? Говори!
Нахал тут же получил от Кассандры по зубам. Рефлексы у неё что надо. Обычно это отрезвляет. Но в этот раз Игнасио перешёл границу и накинулся на мэра.
Мы услышали, что происходит скандал, и ринулись в избу к Кассандре. Я, на правах ситуативного телохранителя, растолкал остальных и протиснулся вперёд. Кассандра лежала на полу, залитая кровью. Не своей. В руке у неё был метательный нож. Игнасио валялся рядом, с глубокой раной в шее. Мёртвый.
— Что уставились? Уберите эту мразь отсюда, — процедила сквозь зубы Кассандра и добавила: — Если у кого-то ещё возникнет нелепая идея на меня напасть, на примере нашего бывшего товарища Игнасио вы знаете, что с вами произойдёт.
Разводить ночью погребальный костёр мы не стали. Событие неприятное, но нужно выспаться перед завтрашней работой. И так сегодня полдня ничего не делали, обсуждая письмо. Стужа не прощает безделья.
Я лёг в кровать, машинально обняв Лиду.
Всё это эксперимент. Он продолжается как минимум с сороковых годов двадцатого века. Чьи же это происки? Зачем, почему мы в этой снежной обители?
Ответов на вопросы я не нашёл. Засыпать пришлось под стенания Луизы, которая этой ночью лишилась сожителя.
После тяжёлого зрелища я решил, что мне нужно развеяться. Наверное, слишком впечатлителен.
Из развлечений у нас тут только убийство огнебелок. Иногда можно (по согласованию с Кассандрой) целый день вместо работы заниматься охотой.
Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, я отпросился у мэра, пообещав притащить две-три тушки. Затея, конечно, сомнительная, потому что охота вполне могла закончиться не так, как я планировал.