По крайне мере ей так казалось, до того дня, когда они встретились в Тубуран-эсте. Девушка не поверила собственным глазам, узнав в мужчине в ярко-жёлтой, канареечной рубашке и лёгких брюках Райхона Дорсена. Когда сатир подтвердил, что именно генерал увёл сестру, Каяде вспомнила о похотливой натуре Дорсена, испугалась и разозлилась. Знакомство получилось ярким и запоминающимся. Столичный попугай офигел от происходящего! Демоница невольно улыбнулась воспоминаниям. А вот потом, наблюдая за Райхоном в обычной жизни, начали оживать давно забытые чувства. Сколько ни старалась девушка не обращать на демона внимания, сколько ни избегала, её упорно тянуло к нему. Она ненавидела себя за это, и Дорсена заодно. Издевалась над ним, насмехалась, а потом дрожащим комком замирала в своей комнате, в тысячный раз напоминая себе про сволочной и кобелиный характер Райхона, заставляла себя его ненавидеть. Когда Аргине сообщила, что Дорсен покидает город, Каяде плакала от радости и облегчения: настолько вымотала себя за эти дни. И на том чёртовом вечере у лорда Гхаша она дала себе слабину, согласившись на танец. Незабвенное «Бонфире», о котором в домене вспоминали до сих пор. Это был танец-признание, движениями девушка показала всё, что чувствует, не надеясь, что Райхон поймёт. А он понял. Вот теперь и приходится Каяде расплачиваться за собственное безрассудство. Ведь она знала, что кобелизм — хроническое заболевание, но поддалась искушению. Радовало одно: их отношения не зашли слишком далеко.
Каяде, скрестив ноги по-турецки, присела на один из барханов, играя с нагретым за день песком. Тёплый ветер оглаживал спину. Рядом примостился Лойош:
— О чём задумалась?
Девушка отвела глаза и сказала полуправду:
— Об этом мире. Представляю вместо песчаного океана города, жизнь, разум.
— Всё имеет начало и конец, — философски заметил Касар.
— Да, — согласилась демоница. — Но конец целого мира — это грустно.
— Ты знаешь принцип равновесия. Гибель одного мира означает рождение нового.
Каяде промолчала, задумчиво глядя вдаль. Приятель искоса поглядывал на девушку, потом не выдержал:
— Я удивлён… приятно удивлён новостью об Аргине и императоре.
— Почему?
Касар хмыкнул:
— Как она смогла привлечь Гирхато? Рядом с ним такие цыпы… Ух!!!
— А ну, пошёл отсюда! — демоница сурово посмотрела на друга детства.
— Кая, ты чего?! — опешил Лойош и стал торопливо оправдываться: — Аргине классная, но она простоватая для фаворитки императора… слишком скромная, тихая.
Каяде отвесила Лойошу подзатыльник. Тот заржал, перехватывая тонкие руки:
— Вот ты — другое дело. Огонь, а не демоница!
И вдруг поцеловал девушку. Та замерла, хлопая глазами.
— Ты чего, Лойош? Зачем?.. Мы же друзья.
Молодой мужчина резко оборвал смех, исчезло всё веселье из тёмных глаз.
— Кая, какие друзья? Уже вся Академия в курсе, что я по тебе сохну… Кроме тебя, разумеется.
— Как-то неожиданно, — девушка облизала губы, чувствуя на них чужой вкус.
— Угу! — Лойош обнял демоницу за плечи и попросил: — Посмотри на меня! Я же нравлюсь тебе?
Каяде, сбиваясь и запинаясь, проговорила:
— Да… Но не так. Я восхищалась тобой больше как курсантом…
— Ну и то хлеб, — хмыкнул Лойош, осторожно приподнимая подбородок девушки.
Демон целовал её осторожно, чтобы не спугнуть. Каяде и не отстранялась, и не льнула к нему, отвечала на поцелуй с каким-то научным интересом. Касар задумчиво улыбнулся:
— Ты хорошо целуешься. Кто научил?
Демоница сглотнула, смаргивая образ Райхона. И, зажмурившись, сама впилась в мужские губы, тёплые, но чужие. Старалась забыться, раствориться в объятиях, крепких, надёжных, но неродных…
Утром Лойош Касар сидел в палатке для общих сборов и ждал Каяде.
— Как спалось? — приветствовал он проснувшуюся девушку.
— Без кошмаров.
— Жаль.
— Почему? — Каяде жадно выпила стакан чистой холодной воды.
— Возможно, тогда ты бы испугалась и позвала меня к себе, — пошутил парень.
Демоница ухмыльнулась:
— Даже не мечтай!
После ночи и хорошего здорового сна в мозгах прояснилось. Лойоша она не любила и даже никогда не рассматривала в качестве кавалера. Значит, нечего и начинать. А действовать по методу «чем ушибся, тем и лечись» Каяде считала подлостью по отношению к другу.