Аврамий Павлович взял со стола указку, подошел к стене, на которой висела огромная карта Союза, утыканная разноцветными флажками, означавшими: нефть, уголь, бокситы, золото…
— Никель, который нужен нам позарез, лежит мертвым грузом в Норильске, — сказал он. — Его надо срочно вывезти. Это задача чрезвычайной государственной важности. Вопрос: как вывезти? До навигации на Енисее — еще добрых пять месяцев. Другого пути из Норильска не существует…
— Существует воздушный, — сказал Мартовицкий.
— Правильно, Иван Кириллович, воздушный! — Заместитель наркома улыбнулся, заговорил с подъемом: — Ближайшая железнодорожная станция от Норильска — Воркута. Расстояние по воздуху — свыше тысячи километров. Значит, нужны транспортные самолеты, способные покрывать это расстояние без посадки. Самолеты типа «Дуглас» мы найдем, оторвем, как говорят, от сердца. Но ведь для них нужна приличная посадочная площадка. В Воркуте такой площадки нет…
Мартовицкий кивнул.
— Площадки нет, Аврамий Павлович. У нас ведь только малая авиация, самолеты ПР-5, ЩА-2, У-2… Летом зимой на лыжах…
— Самолеты типа СИ-47 на лыжи не поставишь, — задумчиво проговорил Завенягин. — Для строительства нормального аэродрома у нас нет времени. В стране, Иван Кириллович, наступил период, когда тыл и фронт накапливают небывалые за всю войну резервы для завершающего удара. Дорог каждый день! Каждый час! Поэтому возникла мысль соорудить временную взлетно-посадочную площадку, выбрав подходящее место в тундре, возле Воркуты. Знаю, вы не специалист в этой области, но хочу предложить вам возглавить эту трудную миссию.
— Спасибо за доверие, — смущенно сказал Мартовицкий, еще плохо представляя, насколько сложной была задача и ответственной миссия.
Проницательный Завенягин, должно быть, почувствовал внутреннее замешательство собеседника, который все довоенные годы занимался колхозным строительством и никогда не строил аэродромов.
— Это, Иван Кириллович, не приказ, — оказал он. — Это — партийное поручение и моя личная просьба. Срочно обсудите вопрос у себя. Если удастся осуществить замысел — вы очень поможете фронту. — Аврамий Павлович поднялся, прошелся по кабинету, что-то обдумывая. Вновь остановился у карты, посмотрел на север, где были четко обозначены Воркута и Норильск. — Присвоим этой операции кодовое название «Мост». Ведь это настоящая боевая операция!
— Каких размеров должна быть площадка? — спросил Мартовицкий.
— Примерно — тысячу на пятьсот метров… Посоветуйтесь на месте с инженерами, они знают технические возможности самолетов типа СИ-47… Желаю удачи, Иван Кириллович. Буду с нетерпением ждать от вас сообщений…
— Какие сроки? — спросил Мартовицкий, вставая.
Завенягин развел руки:
— Мы теперь потеряли представление о каких-то технически обоснованных сроках. Северо-Печорскую магистраль по самым напряженным расчетам должны были закончить в сорок пятом, а первый поезд пришел в Воркуту на четыре года раньше. Стране нужен был воркутинский уголь. Теперь ей нужен норильский металл. Отсюда и сроки…
— Все ясно, Аврамий Павлович. Разрешите идти?
— Разрешаю не только идти, но и ехать, — улыбнулся Завенягин, крепко пожимая руку Мартовицкого.
Через несколько дней Иван Кириллович доложил о задании заместителя наркома начальнику «Воркутстроя» Мальцеву.
— А где найти аэродромщиков? — озабоченно спросил он.
— Будем искать.
— Ищите. И немедленно приступайте к выбору подходящей площадки…
Но как ни искал Иван Кириллович, ни одного специалиста по аэродромному строительству найти не удалось. Пришлось довольствоваться обыкновенными строителями, железнодорожниками и горняками.
Пока подбирали площадку будущего аэродрома, комплектовали бригаду и составляли проект организации работ, из Москвы пришла шифровка о возможности приема самолетов в двухнедельный срок.
Мальцев собрал экстренное совещание инженеров, которые пришли к выводу, что справиться с объемом предстоящих работ за две недели можно. В Москву ответили положительно.
Это было волевое решение, согласованное группой людей, но не согласованное с коварными законами, а скорее всего — с беззакониями полярной тундры.
Мыслилось элементарно просто: разрыхлить наст и укатать снег. Но оказалось, что от долгих и сильных морозов снег под настом «высох», превратился в подобие сахарного песка и никакой укатке не поддавался. Разрыхленный, он легко подхватывался ветром, скорость которого порой достигала 30 метров в секунду, и уносился прочь, обнажая кочковатую тундру.