— Ну и что же, что выстроен?
— Понятно! — сказала Лампия, и спор на этом прекратился.
Смолкина продолжала чтение.
В отведенное время, по сигналу, свиньи сами отправляются («Значит, бегут», — пояснила она) в свою столовую. А насытившись, возвращаются обратно. В летний период у свиней должен быть хороший выгон с зеленой сочной травой, со свежей водой. Хорошая свинарка сама пасет свиней. Это раньше говорилось: «Сегодня в чести, а завтра свиней пасти!» Ныне пасти свиней почетно, а не зазорно. А хороший привес надо обеспечивать одинаково и летом и зимой. Клевер, сенная мука, комбикорм — вот что требуется для быстрого роста свиней.
— Комбикорм у нас тоже дают! — кричат из зала.
— Ну вот видите, — отвечает Смолкина.
Раздается дружный смех, неприятный для нее, но раз людям весело, оживляется и она.
— От нашего комбикорма только щетина растет! — поясняют Смолкиной из зала.
— Щетина — тоже товар, нужный для народного хозяйства, — отзывается на это Елена Ивановна. — Но мясо, конечно, важнее. — И она оборачивается к Бороздину: — К примеру, чем вы сегодня кормили своих свиней?
— Сегодня-то мы их накормили! — громко говорит Нюрка. — И вчера кормили.
— А в чем дело?
— Вы к нам почаще заглядывайте, Елена Ивановна, тогда и свиньи наши сыты будут.
— Дерзко это! — подал голос Торгованов.
— Это Нюрка наша, она такая! — словно извиняясь, заявил Бороздин и постучал карандашом по графину. — Ты, Нюра, не фордыбачь сегодня.
— А когда можно фордыбачить?
Смолкина подняла руку.
— Я вас понимаю, — сказала она. — С кормами плохо? Это наш общий недостаток. Не хватает кормов, да и только. Это наши трудности роста.
— Вы свиньям об этом скажите, они поймут.
— Дерзко! — опять резко бросил Торгованов, а Бороздин постучал косточками пальцев по столу.
Людям стало интересно сидеть в зале и слушать. Речь Смолкиной уже не казалась скучной. Елена Ивановна овладела аудиторией и перестала читать по бумажке.
— Кормов у нас не хватает потому, что мы разучились добывать их, — тоном обвинения заговорила она. — Раньше в хозяйстве ничего не пропадало, потому что хозяева были. Не то что колоса, ни одной соломинки на полях не оставляли. На гумне всю пелёву, всю мякину заметали подчистую, все скоту на корм шло. Мы даже не знали слова такого — отходы. Лен обмолотим — весь куколь (кое-где колокольцем зовут), весь куколь — свиньям на еду. Запаришь, подсыплешь мучкой — лопают да облизываются, да спасибо говорят. А ныне что куда девается?
— Она правду чистую говорит! — шепнула Лампия Нюрке.
— Или про картошку скажу, — продолжала Смолкина. — В хорошем хозяйстве ни одной самой маленькой картофелинки, ни одного орешка на поле не оставляют. Крупная идет людям, да государству, да на семена, а всю мелочь свиньям. Мно-ого ее набирается. А как-то видела я в одном колхозе, — да не в одном видела! — собирают картошку из-под лемеха окучника, схватывают сверху ту, что по кулаку, и готово, и все, — только бы скорей корзины заполнить, а нет чтобы порыться в пласту да все картофелинки до одной выбрать. По полю бегом бегают. Я говорю: «Что же вы, ударницы, мелочь в земле оставляете, чем свиней кормить будете?» — «А нам, — говорят, — не до свиней, нам себя прокормить надо. Норма-то, — говорят, — на что? Она корзинами исчисляется. Ее же выполнить надо. Не выполнишь нормы — ничего не заработаешь. Не до мелочи тут». — «Ах вы, говорю, очковтиратели! Не хозяева вы!»
— А ведь она правду говорит! — шепнула опять Лампия. — Выходит, она тоже против обмана.
— Конечно, против. Вот кому надо всю правду выложить, — ответила ей Нюрка. И громко, на весь зал поддержала Смолкину:
— Правду говорите, Елена Ивановна. Вот у нас в колхозе…
— Что у вас в колхозе? — переспросила Смолкина. — По-моему, у вас в колхозе дела могут хорошо идти. У вас такой опытный руководитель — товарищ Бороздин. Мне про него еще в районе говорили.
— Вот-вот, руководитель опытный, а хозяев нет! — раздался чей-то мужской голос из угла.
Бороздин повел головой вправо, влево, но никого не разглядел. Из президиума в зал ответили:
— На трибуну выходить надо, если что хотите сказать, а не демагогией заниматься.
Смолкина продолжала:
— Плохо вы сами работаете, вот что надо сказать. Не мобилизуете еще внутренних резервов, не болеете душой за порученное вам дело…
Нюрка стала нервничать, она не совсем понимала, в чем ее обвиняют. А Евлампия Трехпалая вдруг зашипела на весь зал:
— Вы у нас не были на свиноферме, а охаиваете. Что мы вам сделали?
Собрание зашумело, похоже было, что оно сочувствовало словам Евлампии. Но Елена Ивановна опять спокойно подняла руку — и люди умолкли.