Пелагея заговорила:
— Все вокруг нее так и ходят, так и кружатся, вы приметили?
— Нет, не видали! — ответила Лампия.
— А председатель-то ничего, умеет обращаться…
— Тоже не заметили.
— Умеет!..
— Ну и она не ахти что, не какая-нибудь… Только что шляпка да кофточка, нерлон-перлон, а тоже все по бумажке читает. С бумажкой-то и далеко можно пойти, ума не надо.
— А я бы хотела, бабы, чтобы все мужики колесом вокруг меня вертелись, — высказала Палага свою затаенную мечту.
— Позавидовала. У тебя один был — и того не удержала при себе. Молчала бы уж!
Скотный двор при бледном лунном свете казался внушительным и благоустроенным.
Подошли к сторожке. Ступая через порог, Пелагея недостаточно низко пригнулась и, стукнувшись головой о верхний брус дверей, вскрикнула, как под ножом.
— Это бог тебя наказывает, чтобы не завидовала! — сказала ей Нюрка. — Сгибаться надо пониже.
В сторожке было еще тепло, но женщины решили затопить печку снова. Разделись, зажгли лампу, напялили на себя новые синие халатики. Евлампия принесла дров, добавила в котел воды, чтобы не распаять его, развела огонь.
— Придет или не придет? — спросила Нюрка как бы самое себя.
— Придет, коли сказала, не такой она человек, — тоже как бы про себя сказала Палага.
— А что сейчас делать, если и придет? Свиньи спят, — продолжала размышлять Лампия. — Не будить же их, она ведь уважает скотину.
— Придет, я думаю, — повторила Палага.
— Только свиней взбулгачим, если придет.
— Она не к свиньям, она к нам придет, — сказала Нюрка.
— Лучше бы уж завтра, — сладко зевнула Лампия. — Спать хочется. Да и надоело все это. Я тоже споначалу подумала, что она душевная, а взглянула на этот хвост за ней, будто за архиреем, так и поняла: толку не будет. Что она со своей колокольни увидит?
От печки потянуло теплом. Зимой печное тепло особенно уютно, человечно, оно не расслабляет, только клонит ко сну.
Вслед за Лампией зевнула и Нюрка и, почувствовав усталость во всем теле и какую-то отрешенность, прилегла на дощатые нары против печного чела. Как ни молода, как ни резва была она, а за этот день устала настолько, что ни говорить, ни думать больше ни о чем не хотелось. И верно — лучше бы уж Смолкина не приходила. Лучше бы она пришла завтра. За ночь можно было бы и отдохнуть как следует, и разобраться кое в чем. Вот и Лампия замолчала — тоже устала, видно, спасу нет; сейчас с неделю не будет ни с кем разговаривать. Палага сидит согнувшись, не прихорашивается, в круглое зеркальце свое не смотрится. Уработалась и она, бедная! А Смолкина еще говорит: «Плохо вы работаете!..» До чего же легко мы обижаем друг друга! А за что? Поросенка мы бережем, дыханием своим его отогреваем — каждый поросенок на учете, в сводке, в отчетах колхоза, а свои ребятишки — верно Лампия говорит! — без призора по домам сидят, накормлены либо нет. За них никто не спросит ни с тебя, ни с председателя, их жизнь ни на каких процентах, ни на каких показателях не отражается. Неладно это, неправильно! Не простят нам этого наши высокие руководители, если узнают обо всем. А как бы сделать, чтобы узнали? Обязательно должны узнать! Был тут инструктор командировочный, выговор влепил за утят — рыбьим жиром не кормят, а рахитичных детей у птичницы не заметил… Нет, не придет сегодня Елена Ивановна Смолкина. И лучше, что не придет. Пускай завтра придет. Сейчас отдохнуть надо…
Пелагея уже прикорнула за печкой и захрапела. На лице ее выступил пот — вероятно, от удовольствия, что заснула наконец.
Нюрка толкнула Лампию под бок:
— Подвинься, а то буду падать и тебя за собою потащу.
Евлампия на нарах подвинулась, не пробуждаясь.
Только бы не приходил сегодня никто. Спать, спать, ничего, что дома немножко поволнуются. Только бы не приходили…
Но Смолкина пришла и выспаться Нюрке не удалось. У нее даже сохранилось ощущение, что она вовсе не засыпала.
Первым протиснулся в сторожку Гаврила Романович Бороздин. Лицо у него было красное, возбужденное, на лбу, как бисеринки, поблескивали капельки пота, глаза инициативно лучились. Он распахнул пальто, сдернул шапку с головы, оголив залысины, широкие, как речные заливчики, и посыпались распоряжение за распоряжением.
— Принимайте гостей, живо! Поинтересуйтесь, понравился ли наш колхоз Елене Ивановне. Почему у вас темно? Сейчас же зажечь «летучую мышь». У вас две? Зажечь обе! Живо! Почему пар из котла валит? Закрыть котел!.. Нюрка, вставай, чего разлеглась? Лампия, Палага, живо!..