— О-о-о, милсдарь! — стараясь перекричать цимбалы, выкрикнул он. — Выпейте за молодых!
Травница засмотрелась на пляшущих девок, с кучей цветных лент в волосах, и неловко врезалась в спину резко остановившегося ведьмака. Ойкнув и зажмурившись, она сделала шаг назад, а Эскель будто бы не почувствовал толчка. Да, что и говорить, он ведь тоже заметил, что Пацы̀кивка эта — весьма необычна, по меркам среднестатистического села. И находилась еще в очень странном месте. Почему странном? А кто селится вдали от большака и близ крепости, на которую постоянно кто-то нет-нет, да решит совершить набег? И ладно если бы тут жили пахари, как на хуторе, но полей он как-то не высмотрел. Но, даже несмотря на это, пока что решил держать нейтралитет. Они ведь простые путники — не больше и не меньше. Потому конфликтов возникнуть не должно. Но это в теории.
Неожиданно, буквально в одно мгновение, их обступила толпа. И все такие пышущие жизнью, румяные, молодые и веселые. Фредерика неловко повела плечами, и покрепче сжала в ладони поводья. Девки галдели с хлопцами, а женщины, чутка постарше, с нескрываемым интересом осматривали новоприбывших. Тот пузатый мужик, что остановил их, поправил указательным пальцем усы и хитро сощурился, а затем махнул рукой. И по его чудесному мановению, из толпы вышла пышная женщина с роскошной грудью, что едва-едва не вываливалась из-за ворота рубахи. На ее шее аккуратно лежали и поблескивали алые бусы, верх туго стягивал темный жилет, а подол длинной, расшитой цветами юбки, карминового цвета, красиво покачивался при ходьбе. Она, горделиво вздернув голову, шла до такой степени величаво, что даже травница раскрыла от удивления рот. Словно царица какая, не меньше. В руках ее оказался небольшой разнос с двумя стопками.
— Выпейте за молодых наших. Чтобы жилось им сыто и праздно, чтобы детки у них были здоровые и крепкие, чтобы хворь никакая не брала, а дом Хозяйка охраняла от нечисти всякой.
Ведьмак бросил взгляд на Деру, что топталась за его правым плечом. Та сдавленно улыбнулась, и мотнула головой мол пить не будет. Все, как и договаривались. Тогда он осторожно взял стопку двумя пальцами и призадумался. Нужно ведь было сказать что-то хорошее, только в тостах он был не мастак.
— За молодых! — подала голос Фредерика, понимая, что молчать слишком долго — плохой тон, и нужно как-то спасать положение. — За их долгую и счастливую жизнь!
— Верно девка говорит! — закричал кто-то из толпы. — Налить всем по чарке!
— За молодых! — вторили с разных концов толпы.
Эскелю стало неловко. Смущенно отведя взгляд, он свободной рукой нервно затеребил край куртки, якобы поправляя. Ему никогда еще не приходилось быть в центре всеобщего внимания, а вот травницу это, кажется, совсем не смущало. Она улыбалась так искренне, что он и сам готов был поверить в то, что она в самом деле рада за молодых, которых даже в глаза не видела, как за саму себя. Что уж говорить об изрядно подвыпивших кметах? А как всем желающим налили, то выпили и закричали «горько». Ведьмак вытер рукой рот и отставил на разнос стопку, стараясь тут же обратиться к самому радушному из местных:
— Нам бы заночевать где. Да обмыться, поесть.
Тот хлопнул по заду женщину, что принесла угощение, и усмехнувшись в усы, покачал головой. Та почему-то даже не смутилась, только тихонько ойкнула и отвела взгляд в сторону музыкантов.
— А можно и заночевать, мастер, — хрипло ответил он. — У вас, случаем, табачка нет?
Эскель мотнул головой.
— А у девки вашей?
Дера развела руки в стороны и пожала плечами.
— Холера, — фыркнул он.
— Так где можно заночевать?
— В заезжем дворе. Он в конце улицы. Вот едьте прямо-прямо и упрѐтеся лицом в громадную хату с двумя этажами. Вот энто и двор.
Женщина рядом тихо вздохнула и странным взглядом осмотрела ведьмака с ног до головы. Тот чутка стушевался, провел пальцами по волосам, а Фредерика громко фыркнула, словно Василек, которому снова чем-то не угодили.
— А ну пошла! — гаркнул на нее мужик, и шлепнул ладонью по заднице еще раз.
Та нахмурилась, ловко развернулась и все тем же величавым шагом ушла обратно в гудящую толпу.
— Хороша баба. Добротная, хозяйственная, но блядовитая, сука…
— Спасибо за угощение, — Эскель учтиво поклонился. — Мы, пожалуй, поедем.
— Езжайте, езжайте. Утром токмо заходите на Кашу*. Три дня гужевать будем, — ответил мужик и зажав ноздрю, громко высморкался прямо на дорогу.
Травница вздрогнула и скривилась, но коня за ведьмаком повела.
Так называемый заезжий двор был в самом деле громадный: конюшня, полноценные два этажа, куча столов на улице, собственные музыканты, а еще толпа не меньше, чем на свадебном гулянии. Видать те, кто туда не дошел — осели тут. Дера сама привязала коня к коновязи и принялась снимать с крупа седельные сумки. Эскель заметил ее самодеятельность и поторопился подсобить. Вот только травница неловко переступила с ноги на ногу, но заверила, что все сделает сама. Она ведь столько раз видела, как это делает он. И если ведьмак справился, то чем она хуже? Тем более слова Мейв все еще колыхали её гордыню в груди. Она не обуза, и сама в состоянии о себе позаботиться. Но, все же седло обещала не снимать, ибо тяжелое. Ведьмак был приятно удивлен таким внезапным порывом, потому, пока девушка возилась с сумками, сам направился в корчму, что находилась на первом этаже, чтобы условиться за ночлег.
Внутри было еще оживленнее, чем снаружи. За потертым, огромным столом стояла круглолицая женщина, средних лет, в переднике и усердно натирала сероватой тряпкой кружки, а молодые девки кружили по залу только успевая разносить выпивку и закуски. Эскель поправил края куртки, отряхнул со штанин дорожную пыль и направился к корчмарке. Та, заприметив его, заметно оживилась и растянула полные, потрескавшиеся губы в улыбке — что было весьма необычно, по мнению ведьмака. Обычно его встречали гораздо сдержанней.
— Приветствуем в «Прилесье», мастер! — радостно объявила она. — С чем пожаловали? Выпить? Отужинать? Бабу заиметь на ночь? Иль, все и сразу?
— Вечер добрый, — чуть склонил голову он, и упираясь предплечьями в стол, навалился на него, скрестив ноги. — Мне бы отужинать, выпить и заночевать.
— Устроим, милсдарь, — кивнула корчмарка.
— Я не один. Со мной еще девушка и…
— Поняла. Одну кровать надобно и покрепче?
— А имеется такая?
— Имеется, и не одна. У нас же тут один молодняк кругом.
Одна из помощниц с грохотом поставила на стол четыре пустые кружки и утерев взмокший лоб предплечьем, вздохнула. Эскель тут же уловил тонкий запах девичьего пота и табака, искоса взглянув на девку.
— Ивонна, еще три кружки ривийского и колбасу свиную с капустой. Три порции!
— Сделаем, — кивнула та и повернувшись, закричала кому-то в комнатке позади себя. — Ясмина! Три ривийского и три колбасы с капустой!
— Поняла! — донеслось оттуда в ответ.
Помощница, даже и не взглянув на ведьмака, только глубоко вздохнула и прикрыв на мгновение глаза, собралась с силами и, подхватив со стола тряпку, поторопилась к разоравшемуся мужичью.
— Оживленно у вас тут, — наконец заговорил Эскель, малость осмотревшись.
— У нас так всегда, — отмахнулась Ивонна. — Ну так что, милсдарь, чем платить будете?
— Деньгами, — кривовато усмехнулся ведьмак.
— Что же вы, родненький? У нас тут пока еще Аэдирн. Дукатами все платят. Золотыми. А как не станет Аэдирна, то платите чем хотите. Время-то такое чудное. Не поймешь, что завтра будет.
— А кронами золотыми можно? — он вытащил из наплечной сумки кошель и со звоном бросил его на стол.
Корчмарка призадумалась, почесала толстыми пальцами округлый подбородок и хмыкнула. Слово «золотой» ей уж больно пришлось по душе. Доверие внушило, так сказать.