— Добро. Давайте кроны.
— Комната на ночь и два ужина, — Эскель накрыл ладонью кошель, заметив, как Ивонна потянулась к нему.
— А сколько обычно берут в кронах-то ваших? — она неловко убрала руки и сжала в пальцах тряпицу, которой терла кружки.
— Пятьдесят дам, не больше.
— Ай, годится. Давайте свои кроны. Золотые.
Ведьмак хмыкнул, отсчитал десяток монет и бросил их на стол. А кошель спрятал. Посветил и будет. Главное, что за оборванца не посчитали. Ведь, бывало, как, — поглядят что грязный и немытый как черт, и ночлег могут не дать. Корчмарка сгребла деньги в карман передника и махнула рукой одной из помощниц.
— Вон, Ленка проводит вас, — кивнула она. — Обмыться-то хотите?
— Можно.
— Ленка! В комнату на двоих проведи! — выкрикнула Ивонна, а затем уже тише обратилась к ведьмаку. — Тогда найдем вам молодчиков, чтобы бадью прикатили и воды натаскали. Греть водицу?
— Нет. Не надо.
— Что же это вы, в студеную полезете? — она в удивлении вскинула густые брови.
Эскель нахмурился, но ничего не ответил. Тем временем к нему подскочила рыжеволосая Ленка и, махнув своей растрепанной косой, живо повела вверх по лестнице в сторону комнат.
Дера, тем временем, водрузила на плечо свои сумки и выхаживала с ними перед входом в трактир. А как появился ведьмак в весьма приподнятом настроении, то и она заметно повеселела. А отчего же не повеселеть, когда в планах горячая еда, теплая постель и бадья с чистой водой?
А как вошли в комнату, Фредерика и вовсе ахнула. После всех испытаний в землянке и лесу она показалась ей хоромами королевскими — не меньше. В центре, на деревянном полу лежал сшитый из разноцветных кусков ткани ковер. Справа от входа стояла огромная кровать. Возле стены, под небольшим окошком возвышался столик с зажженными свечами на металлических блюдцах и зеркальцем. И места было настолько много, что хоть конем гуляй. Девушка неторопливо прошла к столу, уложила на пол сумки и упираясь в него руками, облегченно выдохнула. Боги, неужели она сегодня выспится? А судя по грохоту на лестнице — то даже помоется.
Три крепких мужика справились быстро, пусть и пошумели на славу. Закатили деревянную и достаточно глубокую бадью и в течение десятка минут, не более, натаскали воду. А как получили свои заслуженные монеты, то были таковы. К тому же кроны сами себя не пропьют.
Раздевались они в тишине. Не считая только шороха одежды. Дера с нескрываемым облегчением стаскивала с плеч накидку, затем дублет и развязывала завязки на рубахе, а Эскель хмурился из-за боли в ребрах, но тоже старался частично избавиться от, пропахшей по̀том, пыльной одежды и прилечь, пока Фредерика купается. Да и не одни только ребра давали о себе знать глухой болью. Суставы ног и рук нещадно ныли оттого, что не отдыхал нормально вот уже сколько дней. Спина, от того злосчастного удара тоже еще окончательно не отошла, потому наклоняться из стороны в сторону было тяжко. В общем и целом, как бы Эскель не ерепенился, а пришлось признать, что он прямо-таки разваливается похлеще старика Весемира. Неужто уже старость начала брать свое? Ведь каких-то лет десять назад он преспокойно проводил в седле несколько суток к ряду и хоть бы хны.
Дера, услышав тихое постанывание мужчины быстренько сопоставила это с его изможденным лицом и перестала раздеваться, остановившись на штанах. Придержав рукой ворот рубахи, чтобы та не сползла с плеч, она встала вполоборота и решительно заговорила:
— Можешь идти первый. Я помоюсь после тебя.
Он прекратил возиться с рубахой, вытаскивая края из-за пояса штанов, и с долей удивления уставился на девушку, тихо ответив:
— Нет. Я обожду. Иди…
Шальная мысль сама собой стрельнула в голову. Но, с другой стороны, если не сейчас, то когда? Сколько еще она будет тянуть? Пока не доедут до Ковира и Повисса? Если доедут.
— А что, если… — она неловко опустила взгляд в пол и принялась мять ткань пальцами, чтобы хоть как-то скрыть тремор.
Эскель недоумевая смотрел на мнущуюся и в край стушевавшуюся девушку искренне не понимая, какого черта она тянет время и с чего решила взбрыкивать. В голове у него было только одно желание — помыться, поесть и занять горизонтальное положение на кровати до самого утра. И разбираться в причинах внезапного смущения Деры, ему совершенно не хотелось. Потому, он вздохнул, намереваясь как-то урезонить ее подозрительные порывы, но не успел, так как она снова заговорила:
— А что если мы вместе… ну…
Фредерика не знала, как это сказать. Слова вертелись на языке, рвались наружу, но что-то их останавливало. Она пыталась, правда пыталась, обойтись без вот этого топтания на одном месте, но увы, не вышло.
— Боги… Дера… я нагрею сейчас воду, и ты пойдешь первая. У меня просто нет сил тебя упрашивать. Давай оставим это на потом?
— Пойдем купаться вместе? — набрав в легкие побольше воздуха на одном дыхании выдала она.
Эскель опешил, открыл и закрыл рот, но ничего сказать так и не смог. Только нервно дернул плечом и едва заметно кивнул. В принципе, если пораскинуть мозгами, то ничего из ряда вон выходящего, травница не предложила. Просто из ее уст это звучало до боли непривычно. И скорее всего, предложение это было выдвинуто не только в целях экономии времени. Ведь если поглядеть с этой стороны, то и сам ведьмак не прочь бы заняться «водными процедурами», так сказать. Если сил, конечно, хватит. Холера, да это самый логичный исход, который может быть. Но если… Он взглянул на в край смутившуюся девушку. Если он не верно все истолковал? Ладно, об этом подумать можно и в процессе нагрева воды.
От глубокого вдоха ребра снова заныли. Мужчина едва заметно нахмурился, но дошел до бадьи и, упираясь одной рукой в борт, склонился над водой, опуская в нее вторую руку. Подумать только, в седле он держался хорошо, до Пацы̀кивки добрался без происшествий, а как оказался в условиях, где можно расслабиться — то сразу раскис. Вернулась боль, а вместе с ней и раздражение с чувствительностью, одолела усталость. Теперь, главное пережить эту совместную затею. А то он уже не был уверен в том, что сможет удовлетворить хоть кого-то, с таким-то самочувствием.
Вода нагрелась быстро, впрочем, как и ожидалось. Освободившись от остатков одежды, Эскель осторожно перешагнул край и погрузился в нее, едва заметно дернувшись с непривычки. А как кожа пообвыкла, то уселся на дно и раскинул руки в стороны, устраивая их на бортах. Голова сама собой запрокинулась назад, а из горла вырвался утробный стон. Боги, как ему сейчас хорошо. Тело тут же расслабилось, а от теплоты, кажется, даже притупилась боль.
Дера скинула с себя рубаху и, будучи совершенно нагой, неторопливо залезла следом. Ведьмак услышал тихий всплеск и почувствовал, как легкие покачивания воды приятно защекотали грудь. Бадья была круглой, глубокой, но не настолько большой, чтобы в ней могли поместиться два человека. Потому Эскель развел ноги в стороны, позволяя Фредерике устроить свои, согнутые, как раз между его. Она немного повозилась, выплеснула часть воды за борта и, наконец, умостилась, обхватив ладонями свои груди. Якобы, таким образом, прикрыть их удумала. А затем бесцеремонно принялась рассматривать расслабленную фигуру мужчины перед собой.
Несмотря на позу, его руки были напряжены, и на них, от плеч до кистей, рельефно обозначились туго натянутые мышцы. Вздернутый вверх щетинистый подбородок, широкая шея с едва выступающими венами, поднимающаяся от мерного дыхания, крепкая грудь. Взгляд скользил все ниже по подтянутому животу к темной, густой поросли волос, что начиналась тонкой дорожкой от пупка и уходила туда, куда Дера пока не готова была смотреть. Даже сквозь прозрачную воду. Вдобавок синюшные пятна на светлой коже, что украшали бока ведьмака, и которые он совсем не пытался скрыть, заставили вернуться к ним взглядом. Дера знала, что он никогда не жаловался, и не стал бы, даже если бы потерял ногу или руку. Но эти страшные отметины все же заставили ее напрячься. И она, может быть, даже принялась бы засыпать его вопросами о самочувствии, если бы не «нечто», что перетягивало все внимание на себя, напрочь отбивая способность мыслить более-менее здраво. Травница сдавленно вздохнула и закусила нижнюю губу. Идея стрельнула в голову неожиданно, но вместе с ней пришла такая сильная неловкость, что щеки, в момент, стали пунцовыми. Подумать только, сейчас, на фоне бушующего адреналина, она даже не расстроится если он пресечет ее шалости на корню. Тем более, в случае чего, как-нибудь отшутиться она всегда сможет.