Сегодня ходил в сельсовет, взял справку, что у нас нет дома и требуется лес для строительства. Теперь поеду в район, хлопотать насчет будущей стройки.
4 марта. Еле выписал в райисполкоме первые три кубометра леса для будущей нашей избы. Мало, конечно, до смешного мало. Но лесу, говорят, сейчас не хватает: после оккупации строить надо много, повсеместно восстанавливать разоренные немцами колхозы. А лесов в наших местах очень мало, самые ближние от нас — Гамовский, Карпачевский да Мшищи. Это за три, за семь километров.
1 апреля. Говорят, пришел апрель — никому не верь. А я вот верю. Два или три раза подавал заявление на курсы счетоводов, и каждый раз отказывали — недорос, мол, несовершеннолетний. И вдруг повезло. Отнес недавно в райзо направление от колхоза, и вот приняли меня на курсы в районную колхозную школу. Это за Плавском, есть такое село Волхонщино. Колхоз снабдил меня продуктами, и надо оправдывать такую заботу.
По квартирам расселились в ближних деревнях, кто где. Я остановился в Александровском поселке, у Зяблевой Дарьи Григорьевны. У нее сын Витька, почти мой ровесник, и мы сдружились.
Утром я прихожу в Волхонщино, в контору спиртзавода, где занимаются курсанты, и сажусь за стол, как раньше, бывало, за школьную парту. Изучаем пока текущую политику и колхозный Устав, скоро начнем и счетоводство. Хорошо, что учетчиком работал да заменял иногда дедушку Матвея. А то бы смотрел на это дело, как баран на новые ворота. Ведь наши курсы двухмесячные, обучаемся по ускоренной программе (война подгоняет!).
Курсанты все взрослые — не моложе двадцати, а кому и тридцать. Один я несовершеннолетний, приняли каким-то чудом. Наверно, потому, что в колхозах не хватает кадров. Есть на курсах и бывшие фронтовики. Например, Александр Корягин из Елизаветина. Веселый такой, мы его Сашкой зовем. Бывший танкист, демобилизован по ранению, и все лицо у него в сплошных черно-синих крапинах — от ожога и контузии.
30 апреля. Под воскресенье, выходной день, курсанты разъезжаются по домам. От Плавска попутной машиной ехал я с Сашкой Корягиным. Решил зайти к своим родным Толстиковым, которые жили при станции. Зина, моя двоюродная тетка, и говорит: «Дедушка твой приехал!» От радости я чуть не подпрыгнул: три года с ним не виделся, как уехал из Электропередачи. Значит, не напрасно «бомбил» его письмами.
Домой я не шел, а бежал, семь километров одолел, наверно, за полчаса. Отворяю дверь, оглядываю избу и спрашиваю мать:
— А дедушка где?
— У Чумаковых он, шьет там, — ответила. — Мне да Шурке на платья привез, а тебе на костюм. Сходи-ка к нему.
Я тотчас же побежал к Чумаковым. Вхожу, а дедушка за машинкой своей, старой «Зингеркой», — жмет ногами на педали, и стрекочет она вроде пулемета.
— А-а, кто пришел-то! — оглянулся на меня.
Поздоровались мы, расцеловались, и пошел у нас разговор о жизни.
— Ладно, оживет теперь в деревне-то, — заметила Дуся Чумакова. — Отправим его в Елизаветино, отойдет там на молоке.
Дедушка дошивал уже новый костюм Андрею. И меня порадовал — привез в подарок отрез черного рубчика. Тут уж я на седьмом небе от радости: за все три года, как война идет, ни разу в новое не одевался.
— Это от Люси тебе, от крестной твоей, — сказал. — Давай-ка обмеряю да сошью.
На другой день дедушка дал мне 500 рублей на ботинки, и я отправился на базар. Эх, да что там сейчас полтысячи! До войны наша мать два месяца за такие деньги работала, зато и купила бы на них всего, что надо. Тридцать пудов хлеба можно бы на них купить, а сейчас — полпуда всего. Вот и привез я на все эти деньги рабочие поношенные ботинки, да и то еле выторговал. Ну ладно, а все-таки обут-одет я теперь буду, благодаря дедушке. Пока на базар ездил, он уже костюм мне сшил. Как раз завтра Первое мая, возьму да наряжусь.
8 июня. Приехал сегодня с курсов — закончил. Дали мне удостоверение с оценкой по счетоводству «отлично». Заведующий райзо сказал нам при выпуске, что можем принимать теперь счетоводную работу. Я пошел в правление, а там уже новая счетоводка — та, которая помогала нам составить отчет. Дед Матвей что-то напутал по старости лет, и его заменили, наняли приезжую. Да и рановато мне, сказал председатель, брать на себя такую ответственность: вдруг, мол, запутаешь учет, потом и не спросишь с тебя. Так что буду пока учетчиком, как и работал, а дальше время покажет.