— Опоздал я, видать, — пробормотал Степан, разглядывая бумажки, — где он теперича, хозяин-то дома? Вишь, как она повернулась, жизнянка-то наша: не успеешь оглянуться и деревни целой нет, как ветром сдуло…
Он машинально повертел, повертел в руках фотокарточки, письма с обратными адресами: «Москва, ул. Дорожная, 28, корп. I, кв. 121», «Московская обл., г. Красногорск, ул. Нар. Ополчения, 5-а, кв. 23». Подумал: не написать ли хозяину? И машинально сунул их в карман.
— Вот тебе и Холмы, — пробормотал, выметываясь из пустого дома. И, не оглядываясь, посуровевший от неожиданного видения, покатил скорее прежнего по старой, едва заметной полевой дороге.
Андреюшкины дворы и вовсе встретили его сплошным опустошением, даже не узнал он эту деревушку, увидев сравненные с землей ее подворья. Да и другие деревни, по которым проехал он в это утро, показались как бы незнакомыми: настолько они поредели.
В Орловке насчитал он двадцать с лишним домов, тут и магазин еще был. Увидев старика, выходившего оттуда с покупками, Степан соскочил с велосипеда.
— Хозяин, как на Чермошны проехать?
Старик не торопясь опустил в авоську буханку хлеба, связку баранок, взглянул на него слезящимися глазами и переспросил:
— Чермошны, говоришь? А ково тебе там, мил человек?
— Да уж кто бы там ни был, — уклонился, не выдавая тайны, Степан.
— Были Чермошны, да сплыли.
— Как так?
— А так-то, мил человек. Осталась там одна, живет-доживает, — усмехнулся старик. И, кашлянув, добавил: — Нормальный-то человек рази останется жить в чистом поле?
Степан хотел было открыться, что и он живет на таком же полозу, один среди поля, да воздержался: чего доброго, назовет таким же ненормальным.
Скоро открылась его глазам неглубокая лощина, по склонам которой тут и там торчали куртинками садовые деревца, пестрели бугорки кирпично-каменного щебня. Несколько разоренных, без крыш домов дополняли этот унылый вид. Поодаль на отлете стояла, будто пришибленная, небольшая избенка. До того она была приземиста и безобразна — с гнилой соломенной крышей, с дырявым закутком вместо двора, — что Степан только головой покачал. Низкая, углубленная в землю дверь, два крохотных окошка, полуразваленная труба ясно говорили, что без хозяина и дом сирота.
послышалось из черного зева распахнутой двери. От этой заунывной песни Степану сделалось не по себе.
— Хозяйка, а хозяйка! — крикнул он, не решаясь войти.
В проеме двери показалось сухонькое лицо, закутанное платком, затем раздался испуганный вскрик:
— Ай, хто там?
— Выйди, поговорить с тобою надобно.
Женщина с минуту колебалась, потом как-то боком, нерешительно выдвинулась в сенцы и подозрительно взглянула на незнакомца:
— А чей ты будешь-то, не видала такого.
— Не грабить же я приехал, — успокоил ее Степан.
— А хто ж ее знаить, можа, и грабитель какой. Токмо грабить-то у меня нечево.
Женщина осмелела, ступила на порог. Оглядев ее мельком, Степан невольно поморщился. Видел он неопрятных, а такой не приходилось. Одета в ношеную-переношеную душегрейку, длинная юбка до самой земли, калоши повязаны цветными тесемками. Вроде нищенки-юродивой, что ходили когда-то по деревням. «Неужели такая ты бедная?» — едва не сорвалось у него с языка.
— Чей ты будешь-то? — заинтересовалась она, не заметив в приезжем ничего плохого: и одет прилично, и манера спокойная.
— Из Агаповых двориков я. Не знаешь такие?
— Можа, и знала, да забыла.
— Доброполье-то слыхала?
— Во, ишо бы не слыхать! Там-то и родня у меня была.
— Ну вот, теперича-то и мы туда притулились, всех в один колхоз.
— А зачем ты припожаловал-то сюда?
— А вот к тебе.
— Н-ну? — смутилась женщина. — Так-то и прямо к мине? Да кому уж я надобна, — махнула рукой отрешенно.
— Зови в дом-то, там и потолкуем.
Женщина замялась было, не зная что ответить, наконец решилась пригласить.
— Как величать-то тебя? — спросил он для приличия. — Варварой, говоришь? Ну ладно, стал быть. Так и живешь ты одна?
— Тах-то и живу.
— А сыновья, дочери где же? — полюбопытствовал Степан.
— И-и, нашел ково спросить! Трое было, да все помёрли.
— Как же ты одна-то… не боишься?
— А кому-то я надобна? Взять у меня нету ничевошеньки, козочка одна с овечкой да кошка старая-престарая.
— А ты бы в деревню-то переехала. В Орловку, например. Все повеселее там жить.
— Пределил было колхоз хватеру-то мине. Да ну ее к лихоманке, авось недалеко до Орловки-то, с версту всего. Ноги ходют покедова — вот и живу, а сведет корючкой — отвезут куда следно.