— Я мудак. — Доминик, не дрогнув, встретил взгляд Леви. — Наговорил гадостей, и этому нет оправдания. Я не хотел. Но опаздывал кое-куда, поэтому пришлось заставить тебя уйти без лишних расспросов.
Потрясенный прямотой и смыслом извинений, Леви только и спросил:
— Почему мне нельзя было спрашивать?
— Сейчас я не могу ответить. Прости. Через пару дней я все расскажу, потерпи еще немного.
Леви сощурился. Он понимал, что конфиденциальную информацию нужно хранить втайне даже от своего партнера. И Доминик должен был знать, что Леви все понимает. Если нужно куда-то уйти, он может просто сказать об этом прямо, Абрамс не станет возражать. Гораздо волнительнее, до какой степени Доминик чувствовал необходимость манипулировать Леви.
— Прости, пожалуйста, — снова повторил Руссо. — Правда. Я места себе не находил.
— Получается, ты решил, что можешь обращаться со мной как с дерьмом, потом заявиться ко мне домой с веником и милой собачкой, и я тебя прощу?
Доминик протянул из-за спины вторую руку, в которой оказалась бутылка любимого Абрамсом игристого вина. Руссо помахал подарком.
Леви подавил предательскую улыбку.
— Еще раз напоминаю, что сейчас восемь утра.
— Тогда добавим апельсинового сока, — сказал Доминик с лукавой улыбкой, в которую полгода назад влюбился Леви.
В этот раз Абрамс уже не смог сдержать ухмылку. Закатив глаза, он отступил, и Доминик с Ребел вошли в квартиру.
Пока Руссо открывал вино и смешивал в бокалах «Мимозу», Леви переключился на собаку:
— Угадай, что у меня для тебя есть?
Та наклонила голову.
— Хочешь курочку?
На последнем слове Ребел просто обезумела: она неистово скакала и восторженно кружилась, но, хорошо выдрессированная, лаять не стала. Леви достал остатки птицы из холодильника — вчера по дороге домой он купил курицу-гриль — и отрезал пару кусков от грудки. Собака замерла, охваченная едва заметной дрожью, не отрывая глаз от руки Абрамса. Протянутый кусок Ребел забрала из пальцев с предельной осторожностью.
— Умница, — похвалил Леви и наклонился, чтобы почесать собаку за ушами и чмокнуть ее в макушку.
Когда он выпрямился, то заметил, что Доминик наблюдает за ними со слабой улыбкой. Рассердившись, Абрамс выдернул бокал с коктейлем из пальцев Руссо.
— Я все еще злюсь, — заявил он, опрокидывая в себя «Мимозу».
Доминик вскинул брови.
— Позже расскажу, — буркнул Леви, вспоминая, что Руссо не в курсе ареста Кармен.
— Ладно, — тот был привычно покладист. — Я понимаю твое состояние. Ты имеешь на это полное право. Но Леви... нам нужно поговорить о том, что случилось в четверг.
Абрамс ощетинился и медленно попятился с кухни. Доминик протянул руку, чтобы его остановить, но даже не прикоснулся.
— Плевать, что ты не хочешь быть сверху, — сказал Руссо. — Серьезно. Мне вообще похрен. Не знаю, кто в прошлом так сильно тебя задел и заставил сомневаться в себе, но он конченый мудак. Каждому нравится свое, никто не должен объясняться или оправдывать свои желания.
Абрамс повел плечами, его кожу кололо от дискомфорта. Что за ерунду несет Доминик? Никто его не задевал и не заставлял сомневаться. Леви просто... просто знал нескольких парней, которым не особенно это нравилось. Например, его первый бойфренд в колледже издевательски намекал на лень детектива в постели, настойчиво давил на смену позиций, а потом унижал, когда — вот сюрприз — у Леви не получилось то, что не приносило ему удовольствия.
— Я никогда не буду трахать тебя сам, — сказал Абрамс. Возможно, озвученная так грубо правда поможет Доминику пересмотреть свое мнение.
— Мне все равно.
— А что, если мне нет? Что, если меня беспокоит моя неспособность удовлетворить твои желания?
— Ой, перестань. — Доминик развел руками. — Как бы мы друг другу ни подходили, не получится дать друг другу все. Это слишком самонадеянно для любых отношений. Я этого от тебя не жду, как, надеюсь, и ты.
— Нет.
— Замечательно. И раз уж мы подняли эту тему... — Доминик забрал пустой фужер у Леви и поставил его на столешницу. — Я хочу поговорить кое о чем, и, возможно, ты разозлишься еще сильнее, но это давно стоило обсудить.
Леви с нарастающей тревогой ждал, пока Доминик несколько раз безуспешно пытался начать.
— Иногда мне кажется, что ты вознес меня на немыслимо высокий пьедестал, — наконец сказал Руссо. — Будто я весь такой супер-классный парень, внимательный и бесстрашный, справедливый, герой просто. Это, конечно, льстит, но далеко от реальности. Я обычный человек, Леви. Косячу, совершаю ошибки и мелкие эгоистичные поступки. — Он замолчал и скривился. — Только что понял, как прозвучало: словно я заранее оправдываю свое скотское поведение. Но суть не в этом. Просто очень тяжело жить в постоянных переживаниях, что одним неверным шагом я разрушу этот радужный образ.
— Я... — Леви покачал головой, не зная, что ответить, настолько потрясенный этой речью. — Я и не подозревал, как ты себя чувствуешь.
Руссо пожал плечами. Впервые он выглядел таким же смущенным, как и Абрамс.
Леви нуждался в передышке, поэтому он отошел к противоположной стене.
— Думаю, ты прав. Я действительно в некотором роде тебя идеализирую, и на каждый твой обидный поступок реагирую острее обычного, потому что чувствую и... разочарование. Это не справедливо. Прости. Я постараюсь быть более понимающим.
— Спасибо.
Замолчав, они неловко уставились друг на друга. Менее чем за пять минут были затронуты два щекотливых вопроса отношений, которые и так стали довольно натянутыми. В Леви проснулось старое, знакомое желание сбежать и где-нибудь спрятаться.
Но вместо этого, он сказал:
— Устал?
— Я плохо сплю.
— Тогда давай ляжем, немного поспим. — Леви подошел к Доминику и положил ладони на его бедра — первое прикосновение за сегодняшнее утро. — Поговорим еще, когда проснемся.
Даже в такой момент Абрамс не мог найти более комфортного места, чем объятия Доминика, который, судя по потеплевшему взгляду, испытывал то же самое.
— Я люблю тебя, — произнес Руссо и поцеловал Леви.
Тот прижался к груди Доминика.
— Я тоже тебя люблю.
***
Суббота прошла в квартире Леви, где они с Домиником спрятались в своем уютном коконе от суетных переживаний внешнего мира, но тот наглым образом вторгся в их идиллию сам. Доминику нужно было возвращаться к своему таинственному делу, да и Леви тонул в количестве работы. Всю утомительную неделю они едва виделись и успевали переброситься парой слов.
По всему Вегасу прокатилась волна перестрелок и резни между членами бандитских группировок, и Абрамс работал по четырнадцать часов в сутки, мотаясь с одного места преступления на другое. ОБОП и криминальная разведка воевали за зоны юрисдикции, прикрывали собственные задницы и сваливали вину друг на друга. Если кто и пытался направить энергию на поиск причины эскалации насилия, детектив об этом не знал. Леви и Мартине приказали не вмешиваться, за исключением отдельных преступлений, которые распределялись по обычной системе ротации.
Но сейчас это уже не имело значения. Диверсант достиг своей цели — спровоцировал дикий пожар насилия, затронувший все криминальные группировки города, в итоге управляющая структура каждой из них оказалась подорвана. Местные СМИ ежедневно мусолили эту тему и тем самым привлекли внимание нескольких федеральных каналов. А дальше, как и ожидал Леви, началась общественная паника и еще больший спад туризма.
Мэр в компании с шерифом рвали и метали. В среду, проходя мимо кабинета Вена, Абрамс услышал, как заместитель начальника следственной службы распекал сержанта, выкрикивая помимо всего прочего: «Не хватало нам еще проклятой бандитской войны вдобавок к проклятому маньяку-психопату!»
Но на удивление «Семерка» затаился и после поимки своего союзника даже не связывался с Леви. Судья удовлетворил просьбу Лейлы отказать Кармен в освобождении под залог, и Ривера застряла в окружном изоляторе, отказываясь хоть с кем-то разговаривать. Тем временем в управлении в поисках любого саботажа или подтасовки информации сверхурочно работала команда специалистов, перекапывая все дела, над которыми последние полгода работала Кармен.