«Все как-то не так у нас», — подумал Михаил Константинович.
Чтобы остановить неприятный разговор, он громко сказал:
— Слушай, Зина, надо бы Володе посылку послать.
— Да, я уж думала об этом. — В голосе жены все еще слышались грубоватые нотки. — Давай пошлем. Что-нибудь из съестного и, может быть, из зимней одежды.
— Да зачем из одежды? Будет похолоднее — съезжу и отвезу. Что-нибудь постряпай ему: пирожков сладких или печенюшек. Сгущенного молока купи, он любит его. И конфет еще купи. В магазине у моста я видел, понимаешь, красивые коробки с конфетами. На коробке дед-мороз нарисован. Знаешь, приятно что-то получить из дому.
— Конечно.
— Может, завтра пошлешь?
— Ладно.
Михаил Константинович взял журнал «Здоровье» и уже в который раз стал его просматривать. Опять появились мысли о Пашке. Почему он такой пришибленный? Было бы лучше, если бы он был подвижным, беспокойным. Михаил Константинович думал: все складывается так, что из Пашки должен вырасти буян. Но ведь трудные условия не только вырабатывают протест, но и подавляют ребенка. А может, здесь сказалось влияние тещи, старухи смирной и набожной? Все было как-то непонятно и неприятно.
— Нелепо, нелепо, — бормотал он про себя, — надо что-то делать…
Он отложил, журнал, взял старинную книгу, пожелтевшую и смятую, которую читал еще до войны. В ней описывалась жизнь богатого дома. На рисунке во всю страницу был изображен грабитель, пробравшийся в дом. В руках у грабителя длинный пистолет. Глаза маленькие, острые, как у зверька.
Михаил Константинович вздрогнул, когда неожиданно услышал над ухом встревоженный голос жены и почувствовал на плече прикосновение ее руки.
— Пашка куда-то запропастился. Вышел — и нету. Ты чего испугался?
— Да так. Вот смотрел картинку, и ты тут как раз… Когда он вышел?
— Сразу же после нашего разговора с тобой. Ух, дрянной парнишка! Придется пойти поискать.
Она пришла минут через двадцать. Тяжело дыша, села на табуретку возле печи и сказала сердитым голосом, в котором, однако, проскальзывала некоторая тревога:
— Нету нигде. Ну, я отучу его! Будет спрашиваться, когда пойдет.
— Хватит! — оборвал ее муж.
Он быстро оделся и вышел на крыльцо. Крикнул:
— Па-а-шка! Где ты? Па-а-шка!
Стучал дождь о железную кровлю. Потоки воды, скатываясь с крыши, хлестали по луже возле крыльца. Вода в луже булькала, будто всхлипывала.
Михаил Константинович открыл ворота. В лицо с силой ударил дождь, холодный и частый. Что-то коротко и надсадно свистело, — наверное, провода. Небо было совершенно черное, сырое и угрюмое. Он никогда не думал, что небо может быть таким угрюмым.
Улица казалась вымершей. На ней мерцали только два мутных огонька. Окна многих домов закрыты ставнями, у других безжизненно чернеют стекла.
«Скорей всего из-за конфет он, — подумал Михаил Константинович. — Все ничего, а когда услыхал, что другому — конфеты, а ему — шиш, не вытерпел».
По всей дороге и полянкам лужи, лужи. То и дело попадаются ямы, наполненные водой, которые в хорошую погоду совсем незаметны. Когда ступаешь в яму, вода летит вверх, под плащ.
«В темноте грязь не так страшна, как днем, — снова подумал Михаил Константинович. — Удивительное дело: человек не живет одной мыслью, помимо главной, всегда появляются какие-то мелкие, побочные мыслишки».
Он прошел с полквартала и остановился посреди дороги. Куда идти? Друзей Пашка еще не завел. Необщительный, скрытный, он и не мог быстро завести друзей.
К нему иногда бегал соседский мальчишка Петька. В Петькином доме горел огонь. Михаил Константинович пересек улицу и постучал в окно приземистого домика. В комнате задвигались тени. Раздвинулась занавеска, и показалась хмурая мужская физиономия.
— Пашки нашего у вас нет?
— Нету. Заходи, Константиныч.
Михаил Константинович снова вышел на середину улицы. Куда же идти? Где-то же должен он быть. А вдруг?.. Нет, невероятно, он не может пойти на самоубийство. Невероятно! Это не то. Не то! Пусть ему тяжело в семье, но при чем тут жизнь? Хотя в представлении такого маленького семья — это вся жизнь…
Он метнулся было к калитке, решив оглядеть двор, но потом повернул обратно и пошел по улице. Смотрел на ворота чужих домов, завалинки, амбары, заборы. Ничего живого.
Вот из переулка вышел человек. Маленький, в таком же коротком пальтишке, как у Пашки. Михаил Константинович побежал ему навстречу. Человек остановился и сквозь уменьшающуюся дождевую завесу стал стремительно вырастать. Тьфу, чертовщина! Это был мужчина и вовсе не в коротком, а в длинном пальто.