— Вот это да!
— Да не очень! Тут эти общественные начала — как магазин без продавца. Приходится мне за ими следить, а они меня проверяют. Учет — комар носа не подточит, но мороки мне!.. Эх, голубь!..
Застукали в сенцах легкие ноги, послышались звонкие девичьи голоса. Фролов снова уткнулся в свои бумаги, предупредив меня:
— О, идут! Ты, голубок, с ими полегше, гни свою линию в счет гимнастики, но палец в рот не клади!
«Дернуло меня за язык с этой гимнастикой!.. А Фролов вроде поверил… А может, придуряется?.. Черт его поймет, «голубя» этого!..»
Девчата зашли в одинаково синих халатах. Здоровались вразнобой: «Здрасьте!», проворно снимали халаты, поправляли прически, мельком косясь на зеркало в углу над умывальником. Меня, казалось, не замечали. Но вот разделись, расположились по-домашнему на койках, в простеньких платьицах, и теперь уж откровенно поглядывали на меня не без любопытства. У меня загорелись уши, я не знал с чего начинать, но Фролов понял, видимо, мое смущение и опять заворковал своим елейным голосом:
— Это, гулюшки мои, наш новый завклубом, а точнее — избач наш!..
И ко мне:
— Назовись-ка, голубь!
— Илья Фомич! — остановила его тоненькая девушка с глазами в пол-лица. — Избач — это пережиток!
Девчонки прыснули.
— …Это во-первых. А во-вторых, у нас что — голубятня или общежитие?
— Скажи, какой ласковый! Все голуби да гулюшки… А я видела, как вы вместе с ветфельдшером этих самых гулюшек наловили полмешка под крышей ветучастка! К чему бы, а?
— Так ведь приучить хотел! — не моргнув глазом ответил Фролов. — Райская птица!
— Девочки, вы слышали — при-учить! Петровна, поясни массам!
Лицо у Петровны улыбчивое, сдобное, никак не вяжется с ее грубоватым голосом:
— Брех ты, Илья! Все знаем! Вы этих голубей поели за пьянкой у себя дома! А еще с вами Гаврилка Семин был! Твоя же баба сказывала!..
Фролов согласился:
— Ну грешен малость, ну и что?
— Ха! Малость! — фыркнула большеглазая. — Да тебе дай волю, ты и с нами согрешишь — общипешь и в котел, раз мы тоже «гулюшки»!
Но Фролов был неотразим:
— Эх вы-и! Не стыдно вам при стороннем человеке позорить своего начальника?.. А ить он не ко мне — к вам явился, и не лясы точить, а заниматься своим непосредственным делом — проводить с вами производственную гимнастику, поскольку имеет к тому специальную директиву от самого… этого…
— Чего, чего-о? Гимнастику?! — переспросила Надя Агашина.
Девчонки недоуменно замолчали.
— Да шутит он! — подал наконец голос и я. — Познакомиться с вами пришел, хотел попросить вас… помочь мне навести порядок в нашем клубе, ну и вообще… А поскольку говорить красиво не умею — прихватил баян, на всякий случай! Может, думал, пригодится…
— А про воскресник мы уже знаем! — сообщила Надя. — Так вы и есть тот самый, про которого нам Виктор рассказывал?
«За то, что про воскресник сам рассказал — молодец, а вот что он про меня наплел?.. Ну ладно!»
— Ох, Надька! Вечно ты как… не знаю кто! — осадила Надю круглолицая, крепкая девушка. — Ничего он не рассказывал!
— Слышь, парень, сыграй! — попросила Петровна. — Чего воду в ступе толочь?.. Дай-ка «Страдания!» Умеешь?.. Или вас там в городе судорожным танцам обучали?
Я взял баян. «Страдания» я знал, и еще как знал — все двенадцать колен! Мне на эти «Страдания» пуговиц на баяне не хватает!..
Минуты две молчали настороженно. Потом Петровна вдруг вышла на середину комнаты, притопнула ногой и гибко, легко проплыла по кругу, остановилась возле Фролова, точно приглашая его на танец, зачастила:
Конечно, нельзя было не улыбнуться, да и не только мне — засмеялись все, кроме… Фролова. Он смотрел на Петровну с таким лицом, словно у него донельзя разболелся зуб. Петровна же прошла еще круг и села рядом с Шурой Найденкиной, кивнув ей мол, чего молчишь-то! И Шура откликнулась:
Тотчас же высоким голосом отозвалась Надя: