Выбрать главу

— Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! — привстал участковый…

…Работаем молча. Прохор все же не выдержал:

— Легко вы отвертелись ноне!

— То-то тебе горе!

— Дак я чо — не совецкий какой? — разозлился он. — Я к тому, что в сорок седьмом году меня за пустяшное дело осьмнадцать суток в кутузке продержали! И не дрался я, не ругался даже…

— Ой, как интересно! — любопытствует Димка. — За что же, дядя Прохор?

— С агентом по займу не сладили… Я ему кажу: «Погоди с годок, опосля займу!..» А он: «Плант надоть!..»

— На чем же сошлись? — спрашиваю я.

— А чо ты лыбисси? Вам энтих времен не понять! Шморчки…

— Ты, видно, тоже не из понятливых был в те времена, раз в «кутузку» угодил! — резонно заключил Коська.

Прохор вдруг обозлился:

— Андрей Платоныч сказал: шшанок — он самый и есть, вот ты хто!

— Ну и ладно! — вспыхнул Коська. — Вам тогда досталось больше, чем мне! Вас-то он, всамделе, как щенят повышвыривал!

Прохор насторожился:

— Мели, Емеля, твоя неделя!.. Чо темнишь-то?

— Да уж куда мне темнить?! Или забыл воскресник-то и крестины у Вани Ушкова?

— Забыл!

— Напомнить? Напомню… — Он замолчал.

— Что ж ты? — поинтересовался я.

— А то… — Коська уселся поудобней. — Объявил один раз, это еще сначала было, Басов воскресник: кукурузу убирать надо было, вернее — полоть! Кричи! Басов до света витков пять вокруг колхоза успел сделать, а к семи утра явился на кукурузное поле. Там человек сорок, и все — бабы, которые помоложе, да учителя школьные, ну и младший «руксостав» — бригадиры, учетчики… Басов: «Где народ?» Ему отвечают, что, мол, крестины у Вани Ушкова, мол, большинство там, а за свата-крестного — Прохор Семеныч Работкин…

— Не бреши! — прервал Прохор. — Так сказано не было!

— Не перебивай! — отмахнулся Коська. — Было!.. Да-а-а… И все, значит, виновато покрякивают. А со строительной — ни одного человека! Тогда Ваня-то Ушков ими-то и командовал! Басов попылил на своем «козлике» прямо к нему на дом, а у него вся компания и, как говорится, шумит камыш, деревья гнутся… Ну и не стал председатель размышлять ни молча, ни на словах: схватил со стола четверть с самогонкой и об пол — хрясь!.. Тут-то и залез главный крестный, умный мышь, под стол…

— Тьфу ты! — плюется Прохор.

— …Четверть вдребезги! Гости, конечно, загалдели оч-чень живописно, а сам Ваня, захмелевший, сидит себе за столом и квашеное молоко из здоровенной миски уплетает, спокойненько так уплетает, потому что человек такой, сам знаешь… Прежде чем в ухо дать — руки вымоет. Басов ему: «Что ж ты, Иван Дмитрич, так твою и разэтак?! А Ваня миску отодвинул и ложку облизывает, с ответом, значит, не сбирается… Тут Басов берет эту самую миску и переворачивает Ване на голову — приколпачил, словом!.. Тот взвыл, стол вместе со всякой снедью кверху ножками, Прохор Семеныч тогда под кровать перелез, и сослепу — бац по зубам моего отца, Зятькова, значит… Тот, между прочим, в тот момент сучил кулаки на Басова, а бить первым не решался, а после Ваниного кулака он под лавку на спине въехал!.. Тут-то и началось… Словом, оказались все строители за воротами, Прохор Семеныч — последний, побежал к колодцу портки обмывать…

— Дывай работать, трепачи! — решительно встал Прохор. — Пятилетку выполнять надоть, а не зубы скалить!

— Во сознательный! — удивился Димка.

Глава тринадцатая

БАСОВ:

— Принимай, Отаров, строительную и властвуй! Это решено! Могу поздравить…

— А как же Артамонов?

— Учетчиком у тебя будет. Пока что…

— Это уж, действительно, спектакль! Басов…

— У меня есть имя и отчество, между прочим!

— У меня тоже. Вот совпадение! Надо же!

— Хм… Ну-ну… А насчет строительной подумай!

— Подумаю…

ЛЕНКА:

— Поздно приходишь, Отаров… Скамейка, вон, росой осыпалась…

Уж кого-кого, а ее ох и не хотел я сейчас видеть! Ну к чему?

— Ты… меня ждешь?

— Тебя, тебя, Отаров!.. Книжек набрал читать или опять… Светке голову морочишь «философией»?

Ну зачем она так?! Что я ей теперь? И Светлана тоже…

— Голова у меня другой заморочена. А ты что — имя мое забыла?

— Другая… во Владивостоке?

— Тебе-то что!

— Уезжал бы к ней! А?.. Не мсти, не мсти-и-и!..

Она приложила к глазам платочек.

— Не хлюпай… Не плачется небось… Не на погост шла — ишь как вырядилась! А мстить не умею. Может, это и плохо…