Бесшумно растворилась дверь и появившийся с блокнотом в руке Поскребышев объявил:
— Товарищ Швецов Аркадий Дмитриевич.
Прерывистый, настойчивый звонок поднял Гусарова с постели. Извинившись за беспокойство, пермская телефонистка соединила секретаря обкома с Москвой.
На проводе был Швецов. Никогда — ни до того, ни после — Гусаров не слышал его таким. Ну, можно ли было предположить, что Аркадий Дмитриевич способен запеть по телефону? Но в трубке отчетливо слышалось, как негромко, очевидно, кого-то сторонясь, Швецов пропел:
Тут же он безудержно расхохотался и, еле сдерживаясь, поздоровался с Гусаровым.
— Что случилось? — Николай Иванович был не на шутку встревожен.
— Все чудесно и распрекрасно! — кричал в трубку Аркадий Дмитриевич. — Сверх всяких ожиданий! Полное понимание и поддержка! Принято решение!
Гусаров не сразу нашелся, что и ответить. Сон у него как рукой сняло, но то, что он услышал, походило на сон.
— Аркадий Дмитриевич, дорогой! — теперь уже кричал Гусаров. — От всего сердца поздравляю! Жму руку! Это здорово!
ГЛАВА III
Будущее — в молодых. — Мать. — Двухрядная звезда. — Гибель жены. — Второе открытие Германии. — Решение наркомата. — «Эх вы, сапоги…» — Незваные гости. — Ночной прием у Сталина.
В конструкторском зале тишина. Постороннему глазу может показаться, что люди только готовятся к работе и сейчас обдумывают, с чего начать. Но обманчива тишина. Если бы вдруг случилось чудо и зазвучали мысли этих людей, стены зала, наверное, не выдержали бы могучего напряжения. Конструкторы говорят: это молчание высшего порядка. И верно, тишина тишине — рознь.
Аркадий Дмитриевич неслышно проходит вдоль шеренги чертежных столов. У него отличное зрение, и еще издали он схватывает существо изображения. В эти минуты кажется, что учитель идет по классу, где ученики творят таинство сочинения. Каждый, видя, что учитель не замедлил шаг, поравнявшись с ним, невольно думает: значит, все в порядке. И еще лучше спорится работа.
Проводив взглядом Швецова, конструкторы вновь склоняются над своими досками.
Главный ревниво следит за успехами молодых. Он понимает, что в них — будущее КБ. По его мнению, конструкторский коллектив должен быть в среднем достаточно молодым. Увеличение возраста чаще всего сопровождается понижением творческой результативности. Но это отнюдь не значит, что конструктор только и бывает хорош в молодые годы. Все зависит от того, какую закваску он получит в эту благодатную пору.
Вот впереди, ближе к окну, сидит молодой человек. Левой рукою он подпер голову, а правую забросил за спинку стула. Такая поза может показаться слишком вольной, не приличествующей обстановке. Но это если не знать, кто таков человек.
Аркадий Дмитриевич уже давненько к нему присматривается. Он появился на заводе летом тридцать седьмого года. Вошел без обычной для новичка робости в кабинет главного, выложил на стол наркоматскую путевку, веско представился:
— Инженер Сазонов.
Бросив взгляд на путевку и отметив про себя, что новичок из Москвы, Аркадий Дмитриевич приветливо на него посмотрел.
— Значит, хотите работать на Урале? Очень хорошо.
Потом они сидели друг против друга, запросто беседовали, и ничто не выдавало разницы их положений. Главный обстоятельно расспрашивал Созонова о преподавателях, об институтских успехах и инженерных пристрастиях. Созонов же, словно у него за плечами была долгая жизнь конструктора, все сворачивал на положение дел в моторостроении. Это не прошло мимо Швецова, он решил приобщить новичка к перспективным проектам.
Сейчас, глядя на небрежную позу молодого конструктора, Аркадий Дмитриевич знает, что это не от праздности. Он почти физически ощущает мысль Созонова, который бьется над упрощением узла. Этот инженер не из тех, для кого главное в любом деле — его окончание. Он нетороплив, потому что научился не доверять «кончику» идеи, ему необходимо осмыслить ее всю, целиком.
Но в чем, однако, у него загвоздка?
Главный направляется к Созонову. Поздоровавшись, останавливается у его стола…
Уже в зрелую пору, вспоминая об этих «остановках» Швецова, конструктор Созонов напишет такие строки:
«Как часто приходится нам попадать в положение, которое на языке шахматистов называется цейтнотом. Проделано много вариантов, а удовлетворительное решение не найдено. В таких случаях Аркадий Дмитриевич обычно решает вопрос технически просто и быстро. Иногда долго и внимательно смотрит он на компоновку, погружаясь в свои мысли. Кажется, что он отвлекся. Но это обманчиво. Неожиданно взяв в руки карандаш, он быстро делает несколько эскизов на ватмане — и ответ найден!»