13
Судя по разговорам в аудиториях, в коридорах и в общежитии, самым сложным разделом в машинах является электрооборудование. Так ли это — Леха точно не знал, но был уверен, что самое трудное еще впереди, и готовился к этим трудностям без лишнего душевного трепета. «Как все — так и я», — говорил он в таких случаях сам себе и сразу успокаивался. Он не раз сравнивал себя с другими, как когда-то в школе, и приходил к выводу, что он — далеко не самый последний в понимании предметов, и если думают закончить те, кто явно слабее его, то к чему тут лишние волнения? Однако при всем этом он понимал, что учить все же надо, а когда дело касается трактора — это значит, что оно касается самой жизни, и тут уж нечего дурить.
Лекции шли своим чередом. Заканчивался последний, шестой, час. Чувствовалось утомленье. Хотелось есть. Леха откинулся на спинку стула и незаметно потянулся — приятная расслабленность сладкой волной прошла по всему телу. Хорошо посидеть так минутку… Вдруг кто-то тронул спину. Леха обернулся — Кислицын. Он окинул аудиторию взглядом, все еще недовольный такой резкой реакцией Лехи, и только потом сунул ему записку.
«Сейчас не уходи. Надо поговорить, будут все наши», — прочел Леха.
После лекции аудитория опустела в считанные минуты. Одним из первых вразвалку вышел Мокей, сидевший у двери. За ним, поталкивая и отстраняя других, вывалились его подручные, закуривая в дверях. Вскоре Леха выглянул в коридор — там было уже пусто.
— Можно начинать, — сказал он, прижимая дверь поплотнее.
Отошли к последнему столу. Леха сел на подоконник, благодарно покосился на здоровяка Едакова: «Молодец, тоже остался».
Первым заговорил Кислицын.
— Вот что, — сказал он, — нам или сдаваться надо, или сматываться отсюда, или…
— Что «или»? — пробасил Едаков.
— Или что-то надо делать: у них ножи.
— Подлецы! — резко произнес Савельев и так тряхнул своей беленькой челкой, что все сразу подхватили:
— Подлецы!
— Их надо проучить! — предложил Кислицын.
— Точно! — Едаков рубанул рукой в воздухе.
— А как? — спросил Леха.
— Как-то надо… — Едаков засопел, соображая, но так ничего и не придумал.
— Тут надо осторожнее: можно на нож нарваться, раз подлецы… — сказал Леха.
— Да, тут сила против силы, — придумал, наконец, Едаков.
— Ну и что? — дерзко спросил Кислицын.
— А то, что и нам вооружаться надо, а потом выступать, — разговорился Едаков.
— Не дело мы говорим, — решительно заметил Савельев. — Так у нас получится…
— Война, — подсказал Леха, но не угадал.
— Не война, а драка. Все это не по мне, ребята.
— Боишься? — уколол его Кислицын.
— Только дурак не боится ножа, но я не отступаю и не бросаю вас. Я с вами, но надо иначе…
— Что ты предлагаешь?
— А вот что: их мы должны разоружить.
— Голыми руками? — усомнился Кислицын.
— Голыми руками.
— Дохлое дело, — махнул рукой Едаков. Он отступил шага на три, как бы отстраняясь от этого предложенья.
— Именно голыми руками! — твердо повторил Савельев. — Этим мы покажем, что их ножи никому не страшны, а они поймут, что это пакостное оружие только им приносит опасность.
«Башка-а!» — подумал Леха с уваженьем о Савельеве и невольно сравнил его с Митькой Пашиным.
— Они раз и навсегда поймут, что и нож им не опора. А как мы их унизим этим!
— Да уж это-то факт! — подал голос Едаков.
— Ну, вот и дело! — Савельев оглядел товарищей. — И пусть наша маленькая дружина будет началом.
— Началом чего? — спросил Кислицын.
— Началом разоруженья всех подонков!
— Пусть будет так!
Все наперебой стали предлагать, как и когда удобнее провести операцию, и решили, что надо подождать любого подходящего скандала, до которого Мокей и его компания были большие охотники.
— Мы их, сволочей, ночью свяжем — и кранты им! — загорелся Едаков.
— Точно!
— Нет, — поморщился Савельев. — У нас дело чистое и честное, и нам не от кого прятаться по ночам. Наоборот: среди бела дня мы должны это сделать, да так, чтобы все видели. Поняли?
— Поняли…
— Ну, тогда будьте готовы. Как только завяжутся с кем-нибудь — приступаем. А сейчас — айда! Есть охота…
14