— М-можно я уйду?.. Скверно с-себя чувствую… Душно…
— Пожалуйста, Сергей Павлович! — поспешно закивал Цыганов. — Духота, конечно, шум… А вы после госпиталя… Пожалуйста, Сергей Павлович!
На улице услышал сзади быстрые-быстрые шаги. Горбясь, глянул из-за шинельного плеча: догоняла Настя, прижимая к себе закутанного в стеганое одеяльце сына.
— Тебе плохо, Сережа? — Она, справляясь с дыханием, обеспокоенно заглянула в его мрачное лицо. — У тебя плохой вид был…
— Ничего, Настуся, ничего… П-пройдет. — Он забрал у нее сына. — Когда мы вместе, мне хорошо, очень хорошо…
Сергей прятал в своей груди боль. Упрятать ее он мог лишь от Насти, от людей, но не от себя. От себя никуда не денешься, не спрячешься.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
После того как прошли в гостиную, Ганс немного осмелел. Здесь он обстоятельно оглядел Макса с головы до ног. Так крестьянин осматривает только что запряженную лошадь: все ли на месте?
— Хорошо, брат! — сказал наконец, покашлял и зачем-то оглянулся на Хельгу, словно хотел и от нее услышать подтверждение своим словам. — Мундир хороший. И жена у тебя хорошая, брат. И квартира. И рисуешь хорошо — мне господин Ортлиб журнал показывал. А в родную деревню не заглядываешь. Зазнался, да? — Ганс засмеялся. Смех у него получился какой-то жиденький, подхалимский, не понравившийся Максу. Обычно Ганс смеялся редко, но если уж смеялся, то громко, враскат, рот нараспашку.
— Что-то ты, право, не то говоришь, Ганс, — нахмурился Макс. — Я сейчас и дома-то не бываю… Время такое.
— Это правда, брат, правда, — закивал тот поспешно, точно вдруг спохватившись, что и впрямь наговорил лишнего. После замкнулся и на вопросы Макса отвечал односложно, слова выдавливал с трудом, словно застывшую пасту из тюбика.
Хельга приготовила им кофе, бутерброды. Вопросительно глянув на Макса, выставила графинчик с можжевеловой настойкой.
Ганс следил за ее приготовлениями, задерживал взгляд на талии: невестка была беременна, заметно. Глаза его потеплели: у него, Ганса Рихтера, будет племянник. Или племянница. Лучше — племянник, чтоб фамилия не умерла. Впрочем, когда у самого никого нет, то спасибо и за племянницу.
Осторожно покачался в кресле, опробуя его мягкость, снова оглядел комнату, портреты, мебель, картины и рисунки на стенах. Откашлялся в ладонь, проглотил слюну.
— Хорошо! Много, наверное, зарабатываешь, брат? А?
— Несколько меньше доктора Геббельса, — с иронической улыбкой ответила вместо Макса Хельга. — Позавчера Макс ужинал у доктора, так говорит, подавалась черная и кетовая икра. Нам пока не по карману такие яства.
Макс понял, что жена решила окончательно «убить» простоватого, неотесанного гостя из деревни. Ему не понравилось ее неприкрытое хвастовство: дескать, знай наших!
— Хельга, дорогая…
Ганс перебил его придавленным, свистящим шепотом:
— Ты… ужинал… у доктора Геббельса?!
— Ну ужинал, чего ж, право, особенного? — Макс осуждающе взглянул на Хельгу.
Ганс тоже посмотрел на нее, на него, опять на невестку. И повторял потрясенно:
— Мой брат… с доктором Геббельсом!..
— Ну, право, Ганс… Давай-ка за встречу…
Ганс взял наполненную рюмку, но вроде как и не видел ее, погрузившись в свою потрясенность, в свое ликование:
— С самим Геббельсом… Мой брат. Как вот мы с тобой? Здесь ты, здесь — он?
Хельга рассмеялась и ушла в спальню. Засмеялся и Макс. Очень уж смешон был Ганс в эту минуту. Понял это и сам Ганс, его старообразное лицо помрачнело, он без настроения чокнулся с Максом и выпил настойку, как микстуру. Только что не сплюнул.
Но скоро спали с Ганса робость и скованность, и он стал разговорчивым, натуральным грубовато-веселым кляйнвальдцем. Сообщил наконец, что приехал в Берлин за трактором. Решил купить в кредит небольшой трактор, к примеру такой, на каком уехал Антон Штамм. «Геркулесом» называется.
— Как думаешь, брат, гусь поможет?
— Гусь? Какой гусь? Где?
— Ну, понимаешь, если я там… в презент копченого гуся. Чтоб трактор без задержки…
Макс рассмеялся:
— Право, не знаю, Ганс! В этих делах я невежда… Хотя гусь — неплохой подарок по нынешним временам.
— Конечно, брат. Сейчас и у нас, скажу по секрету, не попируешь. Куры, гуси, утки, овцы и свиньи взяты на учет, у всякой скотины свой номерок… То бургомистр, то сам господин Ортлиб проходят по дворам, пересчитывают. Строго, брат.
— А как же ты гуся забил?
— Ну это же известно! Одного господину Ортлибу подарил, другого для себя… Так разрешается. А без спроса — строго…