Артур старался не смотреть на Минерву: та от избытка горчицы на поджаренном хлебце расчихалась, тряся феской, которая чуть было не свалилась вместе с париком.
— Дорогая, — сказал Алан Портер, встав, чтобы постучать ей по спине, — дорогая, эта шляпка вам не к лицу.
Минерва стукнула кулаком по донышку фески и вернула все на место.
— Я не люблю замечаний личного характера, — сказала она злобно.
Нимало не смутившись, Портер вернулся к своим размышлениям об очаровании и преимуществах рассеянности. Он так хотел бы быть поэтом, писать стихи и «слоняться» на природе. Поэты ведь рассеянные люди, не так ли? А если они гениальны, им все прощают, наверное, потому, что тупицы подозревают, будто они тайно получают послания от Неведомого, и только они могут их расшифровать. Страна обязана хранить поэтов, то есть… если не поэтов (этот дар богов не имеет повсеместного распространения, и множество цивилизаций безнадежно отстали, ведь это отставание не восполнить, как техническое), так вот, если не поэтов, то хотя бы людей, беззаветно и безвозмездно наслаждающихся радостями жизни. Разумеется, при условии, что у элиты хватит жертвенности, чтобы окунуть руки в то. что называют политикой, и что она согласится оставаться в тени. Выбор практически монаха.
— К какой категории вы относите Жетулиу Мендосу?
— Вы догадываетесь, что именно его появление и спровоцировало мои размышления. Он ведет себя непростительно. Умный, как отец, он мог бы играть важную роль в своей стране. Он предпочитает играть в карты и швырять на ветер крохи состояния, которые его мать бросает ему, словно кость собаке. Хуже всего, что она может умереть со дня на день, не раскрыв код женевского сейфа. Его можно будет взломать только бульдозером, и то после разорительных консультаций с адвокатами. А если в этом чертовом сейфе больше ничего нет? Очень одаренные люди, с рождения избалованные добрыми феями, часто склонны к моральному самоубийству. Плохой пример для молодого человека вроде вас.
— Добрые феи не склонялись над моей колыбелью. Возле нее была только моя мать и отец, пока не погиб на войне. Я не так рискую, как Жетулиу. Кстати, мне интересно: откуда вы все обо всех знаете?
Минерва, которая гнушалась их слушать, сморщила нос.
— Пахнет рыбой.
За соседним столиком пожилая английская пара ела жареную селедку.
— Никто не может им запретить любить рыбу на завтрак.
— Алан, я не знаю никого снисходительнее вас. Вас послушать, так каждый может поступать, как ему вздумается. И к тому же у вас томатный соус на воротничке.
— Я уже несколько лет не ем томатного соуса. Это, наверное, губная помада.
— Вы и на это способны!
— Увы, нет! Боюсь, что это кровь, я сегодня очень чисто побрился.
— Это все неважно… Пойду на прогулочную палубу к Филомене.
Портер задумчиво выпил чай и остался сидеть, держа руку на весу. Артур удивился, различив в этом красном лице на толстой шее неожиданную тонкость черт. Портер, наверное, был очаровательным ребенком и соблазнительным молодым человеком, несмотря на свой небольшой рост и полное облысение, вероятно, к тридцати годам. Да и эта лысина была ему на пользу: блестящий загорелый череп с элегантными родимыми пятнами и подкова седых волос. Смущала только одна деталь: у него почти не было гy6, только узкая горизонтальная трещина между ноздрями и подбородком с ямочкой. В остальном — красивый нос и очень веселые голубые глаза, которые вдруг, следуя за яростно подавляемой мыслью, принимали металлический серый оттенок. Поняв, что отключился не меньше чем на минуту, Портер улыбнулся с настоящим смирением: