Элизабет и Аугуста вовсе не дожидались их в холле гостиницы. Они еще спали, когда молодые люди забарабанили в дверь. Аугуста открыла им в ночной рубашке, с головой, обвязанной полотенцем.
— Что это с вами? Какая пошлость — вставать в такой час!
Элизабет швырнула в них подушкой. Артур потянул с нее одеяло — она спала голой. Нимало не смутившись, Элизабет села, расхохоталась, почесала голову:
— Что, пожар?
— Вот именно! — сказал Жетулиу. — Разве вы не слышите гул революции у городских ворот? Тысячи беженцев устремились в Нью-Йорк, где они проведут Рождество, поедая черную икру и распивая шампанское.
— Патетично! — отозвалась Аугуста, которая сбросила с себя ночную рубашку. — Правда, у меня красивая спина? —упросила она, не оборачиваясь.
— Очень красивая! — ответил Артур, ошарашенный такой непосредственностью что у одной, что у другой, и удивленный тем, что Жетулиу, не терпевший, чтобы его сестра показывала свои колени, не шокирован тем, что она выставляет перед почти незнакомым человеком свои бедра, полноватые ноги цыганки — разительный контраст с белым и легким телом Элизабет.
— Как не стыдно подглядывать! — прокричала Аугуста, запершись в ванной.
— Ненормальные! — только и сказал Жетулиу, упав в кресло.
Собрав чемоданы и вручив их мужчинам, они спустились, как королевы, оставив без внимания оклик администратора, протягивавшего им счет. Жетулиу расплатился. Когда садились в машину, он отозвал Артура в сторонку:
— Дай мне пятьдесят долларов на бензин. Я тебе отдам, когда вернусь. Сегодня утром банки закрыты.
У Артура оставалось только двадцать долларов, чтобы продержаться до понедельника на хлебе и шоколадках. Элизабет, которая быстро схватывала ситуацию, взяла его под руку и увлекла обратно в гостиницу, где якобы забыла свою сумочку. Она достала из кармана шубы сто долларов.
— Отдай ему эту бумажку. При тебе он не возьмет.
— А если он их вернет, куда мне их переслать?
— Не волнуйся: он не вернет.
Жетулиу сделал вид, будто находит совершенно естественным, что у человека, сидящего без гроша, в кармане случайно завалялась стодолларовая банкнота.
— Ты правда не хочешь поехать? — спросила Аугуста, притопывая ногой о тротуар.
Печаль стиснула Артуру горло. Он отдал бы что угодно, чтобы поехать с ними, но чего угодно у него не было.
Снежинки цеплялись за брови Аугусты, таяли и стекали по щекам, словно слезы.
— Ты думаешь, что я плачу, да?
— Нет, никогда бы так не подумал…
— Жетулиу все устроит, чтобы ты приехал как-нибудь на выходные.
— К тому времени я раздобуду денег.
Наклонившись, чтобы поцеловать Аугусту в щеку, он взял ее за левую руку, надавив большим пальцем на ладонь в месте, не прикрытом перчаткой. Она поняла и ответила мимолетным пожатием. Более эмоциальная Элизабет обхватила шею Артура руками и запечатлела поцелуй у него на губах.
— Знай, что тебя любят, мой мальчик… Совершенно беспричинны. И слава Богу! Это и есть любовь! Совершенно дикая! Не изменяй нам!
Он остался стоять на тротуаре, пока машина не скрылась из виду. Чья-то рука помахала за задним стеклом. Наверное, Аугуста. Или только показалось? Снег валил все гуще и гуще.
Мысли о них преображали жизнь в университете. Воспоминание о шести днях на «Квин Мори», об их шумном приезде в Бересфорд и о странном отъезде, замутненном снегом, связывало прошлое с настоящим. Артур теперь был не один. Две нимфы, черненькая и беленькая, весело сопровождали его по жизни. На самом деле никогда он не был так весел, как когда терзался тысячей сожалений из-за того, что не смог поехать с друзьями в Нью-Йорк, Дне недели в Бостоне у О’Конноров пролетели, как один миг. Трогательная страсть, с какой родители хотели, чтобы их пятнадцатилетний сын заговорил по-французски, их интерес к Франции и некое уважение, которым они окружили Артура, словно он был юным послом торжествующей нации, а не побежденной страны, раздираемой гражданской войной, — все сошлось, чтобы ослабить его сожаления.
Когда в январе возобновились занятия, он окунулся в работу. Жетулиу на несколько дней опоздал и отказался давать объяснения, словно сильные мира сего незаконно его задержали, чтобы его гений помог им решать международные проблемы. Он охотно поддерживал подобные тайны, производившие впечатление на американских студентов и оставлявших Артура безразличным. Случай распорядился так, что университетская библиотека поручила французу перевести ряд статей, опубликованных в университетском журнале. На гонорар можно было выбраться на выходные в Нью-Йорк. Артур сообщил об этом Жетулиу в надежде, что бразилец отвезет его на машине. Увы… Пустившись в путаные объяснения, Жетулиу вдруг признался, что «Корд-1930» уже не в гараже, а в металлоломе, с самого Рождества. По дороге в Нью-Йорк он заснул. Никто из них троих не пострадал, и они много смеялись.