— Да что ж ты себе думаешь, молодец? — укорила она Иону. — Перво-наперво девице на зубок надо конфетки сладкие да прянички, орешки медовые. Думаешь, хлопцы просто так подарочки носили? Знали, что от кого сладкое почуешь, тот уж горьким ни в чем не покажется.
«А теперь девчонки считают, что их мужчины должны по ресторанам водить. И хлещут там «горькую». Такой вот странный перекос у обычаев, — с усмешкой подумал про себя Иона. — Все шиворот-навыворот».
— А кроме пряников-орешков? Еще какой подарок положен? Может, колечко?
— Ни-ни! — замахала руками Митрофановна. — Не ставь телегу впереди лошади! Это позже позволено. — Она задумалась. — По-хорошему, косыночку можно… Но моя матушка говорила, что косынки, платочки — это к слезам. Вот если шкатулочку… Есть такие, берестяные, их в монастыре мастерят с молитвою. Береста — материал мягкий, все слова в себя впитывает и отдает владельцу с благодатью.
— Хорошо, — моментально решил Иона. — Давай адрес монастыря, я пошлю туда человека.
Старушка несказанно удивилась:
— Так, может, и под венец кого вместо себя пошлешь? Нет уж, касатик, коли тебе это надо, так сам и поезжай, не поленись лишний раз подметки стереть да лоб в поклоне побить.
И пришлось Ионе самому ехать в далекий приволжский монастырь за берестяной шкатулкой. Собственно, на джипе он за пару дней обернулся бы, но оказалось, что по монастырской технологии шкатулка делается семь дней, и у монахов строго расписано, в какой срок и какие молитвы читать над ней следует. Иона сначала нервничал, а потом неожиданно странный, давно позабытый покой сошел в его душу. Встав спозаранку, он заходил в храм на молебен, а потом весь день проводил с удочкой на берегу реки, относя выловленную рыбу в кухню при трапезной. То ли от свежего воздуха, то ли от простой здоровой пищи он словно бы очистился внутренне. Тишина, покой, природа… не пиликает в кармане сотовый телефон, не рычит мотор автомобиля, не надо никуда мчаться, бояться опоздать, пропуская, по сути, свою собственную жизнь.
Когда через неделю ему вручили заказанную шкатулку, Иона удивился: разве уже прошло семь дней? Словно одно мгновение пролетело…
И вот теперь эта шкатулка с сахарными орешками попала наконец той, кому была предназначена. Прасковья сама отнесла ее, а потом призналась Ионе, что одобрила его выбор.
— Настоящая девка! — прищелкнула она языком, и в ее устах это прозвучало высшей похвалой.
«Сам знаю», — горделиво подумал Иона.
Хоть бы одним глазком увидеть Машу… Но Прасковья Митрофановна строго-настрого предупредила, чтоб не совался сам с объяснениями, все сватовство она на себя берет. Вот сговорятся, сладят дело, а тогда веди под венец и там уж что хочешь выясняй да объясняй.
И права она, и сам Иона знал, что так лучше: чем из пустого в порожнее переливать — сразу вопрос ребром. Идешь за меня? Видишь теперь, что я не с гнусными приставаниями, а с серьезными намерениями? Да — да, нет — нет. А если он сейчас самодеятельностью займется, то точно все испортит. Вот только повидать бы… хоть издали… хоть с высоты… А ведь это несложно. Один раз он нарушил отведенный «коридор», когда попал в грозовую тучу, так и теперь не грех. Авось пронесет…
Маша доела орешки и осторожно упаковала шкатулочку в сумку, предварительно обернув в мягкий платочек. Вещи уложены, пора идти на электричку. Маша последний раз оглядела дом. Почему такое ощущение, что она что-то забыла? Среди густой зелени уже все чаще попадаются желтые листья, они шуршат в траве под ногами, медленно кружась, падают с поредевших кленов. Уже поутру возвращаются из леса удачливые грибники с полными корзинами белых и подберезовиков. Осень… Маше почему-то всегда становилось грустно в это время года. Предчувствие неотвратимой зимы, холодов, морозов… Наверное, так же грустила мифическая Персефона-Прозерпина, понимая, что скоро уже покидать ей матушку-землю. И Маше скоро придется прощаться до весны со своим милым уголком. Без живительных токов, исходящих от теплой земли, она чахла и угасала в закованном в бетон и асфальт городе.