— Так вы за меня боитесь?
Маша промолчала. Потому что не смогла сразу решить, отшутиться ей или сказать правду. Ведь правда-то состояла в том, что она действительно боялась за своего гостя. Но в этом не смела признаться даже самой себе.
«Краснеет, — подметил Иоанн. — Даже ямочки на щеках и те краснеют. Чудесная, милая. Как это несправедливо, что она досталась такому убоищу, как этот иссохший Антон. У них нет ничего общего. Хотя, говорят, противоположности притягиваются…»
«Кажется, краснею, — с ужасом подумала Маша. — Какой кошмар: красный синий чулок!»
Глава 7
Дуэль с Кощеем Бессмертным
Как это там писал Толстой? «Все смешалось в доме Облонских». Так же все смешалось и здесь, в маленьком домике на окраине дачного поселка «Солнечный».
Мария Колосова совершенно не понимала, что с нею происходит.
В такой же растерянности пребывал и Иоанн Соколов.
Случайно столкнулись два человека — спасенный и спасительница. До этого жизнь каждого из них была подчинена собственным закономерностям. У Маши — земным, строгим, упорядоченным и ненарушимым, как сила земного притяжения. У Иоанна это были скорее законы аэродинамики: воздушные, стремительные, презирающие гравитацию, опасные для жизни — и именно вследствие этого тоже жесткие и незыблемые.
Но вот грянула поздняя майская гроза и познакомила двух столь несхожих людей. Поэт, возможно, определил бы это так: оба оказались на линии горизонта — там, где земля и небо соприкасаются.
Все законы нарушились, поломались: до сих пор ни одному из смертных не дано было узнать, что происходит в месте соприкосновения. Ведь, сколько ни шагай по земле и сколько ни лети под облаками, горизонт всегда убегает от тебя. Он неизменно остается вдалеке…
Смятение. Его можно преодолеть, лишь занявшись делом.
Маша нацепила на нос свои круглые плюсовые очки с толстенными стеклами и склонилась над раной пациента, чтобы в очередной раз продезинфицировать ее.
«Как лягушка, — подумал Иоанн. — Смешная в этих тяжелых очках, глазастая. Но не простая болотная квакушка. Сказочная. Царевна-лягушка, которая находится во власти Кощея, костлявого и отвратительного. Разница в том, что она подчинилась этому чудищу по собственной воле. Наверное, любит его. И с этим я обязан смириться, если есть во мне хоть капля порядочности. А с каким удовольствием сжег бы я лягушачью шкурку и похитил эту девицу-красу. Краса… коса…»
— Ой, щиплет!
— Потерпите, так надо. Вы же не маленький.
— Я потерплю.
«Я потерплю, — думал он, морщась от боли. — Потерплю и… не стану заглядываться на нее. Заставлю себя не думать об этих застенчивых ямочках… и об этих розовых миниатюрных пальчиках… об этих губах, которые она так строго и неприступно сжимает в ниточку… «Она другому отдана и будет век ему верна»… Татьяна Ларина… Мария Колосова… Я потерплю».
Маша же в этот момент мысленно ругала себя: «Куда я смотрю? Вот, плеснула слишком сильно спиртом на рану. А все оттого, что уставилась совсем не туда… на этот мысик негустых светлых волос у него на груди… странно для брюнета. Какое счастье, что толстые стекла очков скрывают направление моего взгляда. Ведь он счел бы меня испорченной… А я, честно говоря, уж и не знаю, что хуже: считаться испорченной или закоренелой старой девой…»
Их лица почти соприкасались. Волны горячего дыхания смешивались. Казалось, загадочная линия горизонта вот-вот раскроет им свою сокровенную тайну.
Но оба оттягивали желанный миг. Обоим было боязно переступить черту. Каждый придумывал для этого собственные причины.
И пока они медлили, входная дверь распахнулась без стука.
— Очень, очень трогательно, — язвительно проскрипел Антон. — Прямо в жанре мелодрамы! Я вижу, страждущий вполне оправился?
Маша так стремительно вскочила на ноги, что очки слетели и она едва успела их подхватить.
Горизонт мигом отодвинулся на свое законное место: в недостижимую даль.
Девушка сама не понимала, почему глядит на Белецкого, как провинившаяся школьница. Или как неверная жена, застигнутая на месте преступления. Ведь она ничего такого не сделала… даже в мыслях не держала.
Разве? Может, попросту не успела?..
— Да вы не стесняйтесь, продолжайте, — ехидно подбодрил Антон. — Я не хотел вклиниться в процесс.
— В какой процесс? — пролепетала Мария. — Я промывала ссадину.
— Вот я и говорю: в процесс промывания ссадин. Теперь, значит, в народе это так называется?
Бедная Маша чуть не плакала. Было ужасно стыдно, а с другой стороны… досадно, что «процесс» прервался.